21 августа 2020
О простой девчонке, в которой ничего особенного как будто нет, пелось в известном шлягере 60-х годов прошлого века «А у нас во дворе». Скромность и простота тогда и вправду были обычным явлением. Глядя на фотографию нашей героини, можно уверенно сказать, что она была типичной представительницей эпохи послевоенных лет. Римма Петровна ТАРАКАНОВА (в девичестве – Никитина) из своего довоенного детства не помнит ничего, кроме детдома. В 30-х годах большинство воспитанников детских домов были детьми, чьи родители попадали под репрессии. Их воспитывало государство - патриотами, преданными коммунистической идеологии.
Помнит Римма Петровна, что детдом был в Астрахани. Когда началась война, государство старалось сохранить детям жизни. Но сделать это было крайне тяжело. «Когда немец начал бомбить, - вспоминает пожилая женщина, - нас спрятали в бомбоубежище. Но когда стало чуть тише, нас всех посадили на баржу. Шум, крик, детский плач... В это время немец летел бомбить Сталинград. Две бомбы сбросили и на нас – одна упала и разорвалась с одной стороны баржи, другая – с другой! Баржу сильно закачало. «В трюм! В трюм!» - кричали воспитатели. Хотя мы не знали, где этот спасительный трюм, никто за борт не выпал. Не знаю до сих пор: промахнулся ли немецкий лётчик тогда или развлекался так». Баржа причалила ночью к пристани какого-то села, где детвору ждали с горячим обедом – лапшой и кашей. Поутру всех посадили на брички, и длинный обоз отправился в долгий путь – к железной дороге: следующая пересадка была на поезд, который тоже долго вёз детдомовцев в сторону Средней Азии. Радовало, что гул бомбёжек остался далеко позади. В Намангане Узбекской ССР и нашли тогда прибежище на весь военный период эвакуированные детдомовцы. Учились в школе, всюду ходили строем. Ни ужасные бытовые условия, ни голод, ни холод, ни строгость и жёсткость воспитателей не повлияли на должное формирование детского мировоззрения: никто из них не сомневался в правильности курса партии и правительства. Но детдом учил (порой – жестоко) и житейским мудростям: не зевай, соображай, как добыть кусок хлеба, как выжить… Плачь не плачь – пожалеть или добавку дать некому. Местные, бывало, били, а бывало, и кормили…
Победа, возвращение фронтовиков в свои дома взволновали Римму – так захотелось вернуться «домой, в Астрахань», хотя дома как такового и не было. В 16 лет ей выдали паспорт, и она, понимая, что теперь сможет устроиться на работу, решила сбежать. Помог один из узбеков – дал фруктов, еды на дорогу и денег. Почему-то в Астрахани в по исках работы пришла в гороно: хотела стать воспитателем, знакома ей была эта профессия. Там взрослые, подняв документы сироты Никитенко, поведали ей о том, что она «из благородных», но, видимо, репрессированных. Мать работала до войны учительницей. Об отце же не сказали ничего. Назвали даже адрес, где раньше жила её семья. Помнит, как туда ходила, – к дому напротив церкви, но жильцы сказали, что никого из родителей уже нет в живых…
Конечно, работу воспитателя Римме никто не дал, а вот в детдом прежний – астраханский – её вернули. Девушка искала мать – верила, что она жива. И нашла в спецучреждении (психиатрической больнице) незадолго до её смерти – единственного родного человека. Оставаться в детдоме в ожидании куска хлеба от государства, которое после войны было в разрухе, не смогла. «Хотелось работать!» - по такой причине, объясняет Римма Петровна, она в очередной раз сбежала из детдома. На вокзале отъезжал поезд, и она в него заскочила. Женщина-попутчица, которая ехала до Моздока, уговорила сироту сойти с ней на станции. Так Римма Петровна оказалась в Моздоке. И стала сразу искать работу и жильё. «Работу всегда можно найти, – уверена рассказчица, удивляясь нынешней молодёжи, которая годами находится на родительском иждивении в поисках подходящей их амбициям работе. - Мыла полы, ходила в ночную смену на заводе, ютилась с такими же девчонками по чужим углам, съёмным комнатам», – вспоминает она трудные годы своего становления. Начала и учиться без отрыва от производства – с профессией брали на постоянную работу. Так, отучившись, закрепилась в сфере торговли.
Вот что не получалось у бывших воспитанников детских домов – создать семью, породниться, чтобы чувствовать надёжный тыл. Одна-одинёшенька оказалась Римма в Моздоке почти 70 лет назад. Были и ухаживания, да об этом она сейчас вспоминает с юмором. Один вдовец с тремя детьми оказывал ей недвусмысленные знаки внимания и пригласил на свидание. Она пришла. Когда он увидел, что у неё одно застиранное платье и на работу, и на выход, взял её, как ребёнка, за руку, привёл в магазин и купил ей обновки. Потом он же повёл её в кафе, где к чаю подали пирожное. Римма Петровна с улыбкой вспоминает, как она по детдомовской привычке прямо руками схватила лакомство и моментально съела. Увидев удивлённый взгляд кавалера, поняла, что что-то сделала не так, и застыла с растопыренными пальцами, измазанными в креме. Он опять взял её за руку, повёл к умывальнику и сам отмыл ей пальцы. От него она впервые увидела человеческую заботу (не государственную).
Но замуж Римма Петровна вышла за другого и поздно, детей в браке не было. Давно овдовев, она в 90-х годах стала катастрофически быстро терять зрение. Никто из врачей в Моздоке ей помочь не мог. А денег на операцию у неё не было. И сейчас благодарна хозяйке обувного магазина Ларисе (фамилию не смогла вспомнить), которая дала ей деньги на операцию в Пятигорске. Благодарна и соседке Нине Блохиной, которая проявила о ней много заботы.
Сегодня Римма Петровна Тараканова в кругу добрых соседей готовится к своему 90-летию. Она, будучи инвалидом по зрению, стесняется жаловаться на что-либо. Ничего особенного, считает, в своей жизни не совершила. Просто «дети войны» в те трудные годы выживали как могли. Особенно тяжело приходилось сиротам. А сколько их осталось после войны?! В том числе и на их хрупкие плечи легла забота о восстановлении народного хозяйства страны в послевоенное время. Героев войны, труда – десятки, сотни тысяч! А таких ничем не примечательных трудовых судеб, как у Риммы Петровны, – миллионы!
Л. БАЗИЕВА.
