11 ноября 2019
Нечаев Анатолий Трофимович
ВОСПОМИНАНИЯ.
МОЗДОК, 2019 ГОД
ПРЕДИСЛОВИЕ
В Моздоке в общей сложности я проработал около восьми лет - на строительстве плотины и в должности первого секретаря Моздокского горкома партии.
Это были мои молодые годы, которые я вспоминаю и по сей день, хотя с тех пор прошло уже около 60 лет. Думаю, что остались еще моздокчане, с которыми мне тогда довелось работать.
Однажды, зайдя на сайт «Моздок Портал», я увидел свою фамилию в разделе «Моздок людьми своими горд» на странице, связанной со строительством Терско-Кумского магистрального канала, где в то время мне довелось работать начальником строительства плотины на реке Терек.
Я решил, что моздокчанам будет интересно познакомиться с подробностями строительства плотины в те годы, а также с тем, как происходило преобразование Моздока из населенного пункта, больше напоминавшего казачью станицу с покосившимися глинобитными мазанками, в настоящий город с водо-, газо- и электроснабжением, канализацией и прочей городской инфраструктурой.
Я связался с редакцией местной газеты «Моздокский вестник»; мы договорились об интервью. Но так как текст моих ответов получился объемным, мне предложили издать данный материал в виде книги, что я и сделал.
Так вместо короткого интервью появилась эта книга воспоминаний. В четырех номерах газеты «Моздокский вестник» уже были опубликованы некоторые эпизоды из неё.
В эту книгу я включил большую часть воспоминаний о преобразованиях в г. Моздоке, о людях, с которыми мне довелось работать, о событиях, которые происходили в городе в 60-х годах. Думаю, что книга будет интересна для моздокчан.
Часть первая.
ПЕРВЫЕ ШАГИ В ЖИЗНИ
Бегство родителей в Казахстан от преследования
Родился я 10 июля 1930 г. в станице Даниловка Волгоградской области. Это было казацкое поселение. Потому и называлось станицей. Казаки относились к особому сословию. На казаков не распространялись правила всеобщей воинской повинности, но из них можно было в любое время быстро сформировать воинское подразделение и направить на защиту рубежей России или на войну.
Казачество с недоверием приняло советскую власть и занимало выжидательную позицию. Когда начались раскулачивание и образование колхозов, большинство казаков отказывались в них вступать, в том числе и мой дед, Нечаев Трофим Федорович. Он самостоятельно обрабатывал свой участок земли, не нанимая работников со стороны (батраков), и поэтому не подлежал раскулачиванию, но и в колхоз ни под каким предлогом не вступал. Таких крестьян называли единоличниками и всячески их притесняли.
Дед не скрывал своего негативного отношения к действиям советской власти, которая притесняла и разоряла крестьян. Однажды ночью его забрали в НКВД. Судила деда так называемая «тройка», и за антисоветскую пропаганду его посадили без права переписки. После ареста мой дед сгинул неизвестно куда. Говорили, что его направили на строительство какого-то канала. Так комплектовались рабочими великие стройки коммунизма. Это был 1937 год.
В отличие от моего деда родственники со стороны матери поддерживали советскую власть, и дядя матери был даже назначен председателем колхоза.
Через некоторое время после ареста деда жена председателя колхоза прибежала к моему отцу и сообщила: её мужу стало известно, что моего отца тоже могут арестовать уже как сына врага народа.
В эту же ночь, связав в узлы свой скудный скарб, моя семья сбежала от преследования и оказалась в вагоне на пути в Казахстан. Вскоре после нашего отъезда из Даниловки разъехались кто куда почти все семьи с фамилией Нечаевы. Брат отца - в Киргизию, дядя отца - в Узбекистан. А я вместе с родителями оказался в 1937 году в Кокчетавской области Казахстана. 1937 год был очень тяжелым для крестьянства России.
Вскоре началась война. И надо же такому случиться, что отца послали на фронт для защиты Сталинграда. Волею случая он вернулся защищать те края, из которых ему пришлось бежать, спасая себя и свою семью. По его рассказам, под Сталинградом была мясорубка. Там он был тяжело ранен, но остался жив. Его наградили медалью «За отвагу». Закончил войну отец в Карпатах.
Из школьной шантрапы - в секретари комсомольской организации
В Казахстане я учился в средней школе в селении Арык-Балык. Учеба шла ни шатко ни валко. Из школьных предметов любил математику. Но с поведением у меня были большие проблемы. Я считался предводителем школьной шантрапы. Так тогда нас называл директор школы Перминов Дмитрий Яковлевич.
Однажды на уроке биологии нам предстояло изучать животных пустыни. А надо сказать, что животных я всю жизнь любил и легко их приручал. В то время я приручил маленького верблюжонка с фермы, которая находилась недалеко от нашей школы. Он прибегал даже на мой свист, по моей команде ложился и вставал.
Я решил привести верблюжонка в класс как наглядное пособие для изучения животных пустыни, думал, что всем понравится, в том числе и учительнице. Верблюжонок лежал возле меня в проходе, жевал жвачку и, глядя на меня, ждал, какие будут команды. Весь класс моего верблюжонка знал и сидел спокойно. Однако учительница моих стараний не оценила. Она, увидев верблюда, оторопела и выронила журнал из рук. Придя в себя и поняв, чьих это рук дело, она крикнула:
- Вон из класса! Вместе с верблюдом! И без матери в школу больше не приходи!
- Я привел его как наглядное пособие к уроку, - пытался оправдаться я, - это лучше, чем картинки с животными, которые Вы нам принесли.
Но слушать она меня не хотела. Я взял верблюжонка за шею, и мы с ним в обнимку вышли из класса. По поведению за четверть мне поставили двойку, а дома я получил взбучку.
Мать не знала, что со мной делать, и пристроила в школьный драмкружок. Она пришла на мой первый спектакль «Тимур и его команда», где мне дали роль хулигана Квакина. Сидя позади учителей, она радовалась, что пристроила меня к делу, особенно когда услышала, как одна учительница стала меня хвалить:
- Вот как хорошо Толик играет хулигана Квакина!
- Никого он не играет. Он играет самого себя, - ответила ей вторая учительница.
После этого мать мне сказала:
- Ничего ты не изменился. Как был хулиганом, так и остался. И учителя об этом говорят. Вырастешь - будешь коров пасти. Толку из тебя не будет.
Не знаю, был бы из меня толк или нет, но однажды на школьном отчетно-перевыборном комсомольском собрании случилось то, что перевернуло мою жизнь. Директор школы, обсуждая вопрос выбора нового секретаря комсомольской организации школы, выдвинул кандидатуру отличной девочки по фамилии Иванова. Но мои друзья из школьной шантрапы стали выкрикивать мою фамилию. Я пытался их утихомирить, но не тут-то было. Тогда директор обратился ко мне:
- А ты-то как думаешь, троечник-двоечник?
- У моих дружков дурацкие шуточки, - ответил я и опять погрозил своему дружку-зачинщику.
Однако надо было голосовать. Сказав несколько неприятных слов в мой адрес, директор начал голосование. Оказалось, что за меня проголосовало большинство комсомольцев. Я вскочил с места и закричал: «Все равно я не буду секретарем комсомольской организации! Рая Иванова, наша отличница, будет секретарем!».
Из-за сложившейся ситуации директору пришлось отложить собрание и идти в райком комсомола советоваться. Секретарь райкома комсомола доложил об этом первому секретарю райкома партии. Позже тот вызвал директора и сказал: «Коли уж ты провалил это голосование, то теперь иди и уговаривай своего хулигана, чтобы он согласился быть секретарем».
В итоге меня уговорили, в том числе и с помощью моих родителей. После этого мне ничего не оставалось делать, кроме как наверстывать свои упущения в учебе. И в 10 классе все предметы я уже сдал на «отлично», а мой учитель по математике и физике сказал: «Ты со своей подготовкой поступишь в любой технический вуз».
Сдача экзаменов сразу в два института
После окончания школы я решил поступать в Одесский институт инженеров морского флота на факультет «Строительство морских портов». В то время этот институт считался одним из самых престижных в Одессе (конкурс - 5 человек на место). Ехать и поступать в этот вуз вместе со мной я уговорил моего друга Володю. В институт я поступил, а мой друг по физике получил двойку.
Мне стыдно было перед родителями Володи, что я его сманил ехать за тысячи вёрст из далёкого Казахстана в Одессу. Предложил Володе поступить в другой институт. Выбор пал на технологический институт пищевой промышленности. Для поступления Володе нужно было дополнительно сдать только химию и физику. Результаты экзаменов по остальным предметам, которые он уже сдал для поступления в Одесский институт инженеров морского флота, засчитывались при наличии подтверждающих документов.
Володя боялся, что опять не сдаст эти предметы. Тогда я приклеил свою фотографию к его экзаменационному листу и сдал эти предметы вместо него. Володя был зачислен в институт. В дальнейшем мы навещали друг друга, и я помогал ему в учебе и в подготовке к экзаменам.
|
|
Из деревни в город Одессу
Попав в институт, я окунулся в новую жизнь. Нам выдали морскую форму и стипендию. Наша стипендия была значительно выше, чем в других институтах, за счет доплаты, которую делало Министерство морского флота СССР из собственных средств.
Впервые я увидел море, Одесский морской порт и все достопримечательности Одессы, которые меня, деревенского парня, поражали своей красотой.
На территории нашего института была лодочная станция, где нас учили морскому делу. Мы выходили на шлюпках в море, военную практику проходили в Севастополе на военных кораблях и подводных лодках. По окончании института нам выдавали не только дипломы инженеров, но и присваивали звания лейтенантов морского флота.
На военной практике в Севастополе.
Когда в институте на заседании бюро комсомола посмотрели мою характеристику, где было указано, что я был секретарем комсомольской организации школы, меня избрали комсоргом 1-го курса, а затем - секретарем комсомольской организации факультета. Так школьная «шантрапа» определила мою судьбу. Мне приходилось заниматься всем - от быта студентов, их учебы, культурного досуга до воспитания в духе коммунизма.
В институте почти все студенты были комсомольцами, поэтому работы было много. Преподаватели занимались в основном профессиональным обучением. «Отбарабанив» свои лекции, они шли домой, и до всего остального им дела не было. Всем остальным занимался комсомол.
Являясь выходцем из деревенской «шантрапы», не зная, что такое город и его культура, я сам как губка впитывал новую для меня городскую жизнь.
Мне довелось с другими студентами побывать в лучших театрах Одессы, в том числе и в знаменитом Одесском театре оперы и балета.
Первая опера, которую я посмотрел, называлась «В бурю». Надо сказать, что я ее не понял. Для меня, деревенского парня, более понятны были русские народные песни типа «Валенки, валенки не подшиты, стареньки». Я и не знал, что перед оперой надо читать либретто, чтобы понять сюжет.
Поначалу я пытался упорно вникнуть в то, что делается на сцене, но потом понял, что это бесполезно, и еле досидел до конца.
К слову сказать, этот вид искусства так и не стал мне близок.
Свои навыки, полученные в школьном драмкружке, я стал использовать в студенческой самодеятельности. Надо сказать, что она у нас в институте была замечательная. Вместе с другими студентами я составлял программы концертов, писал сатирические миниатюры, сценки, сценарии «капустников», в которых сам зачастую принимал участие.
|
и балета. |
Такую же работу проводили и на других факультетах института, в том числе на факультете механизации портов, где комсоргом в то время был Михаил Жванецкий. Недавно я слышал, как в одном из своих выступлений он с гордостью говорил, что окончил самый престижный Институт инженеров морского флота в Одессе.
На каникулах я приезжал в свою деревню из Одессы в морской форме.
Однажды, когда я приехал к родителям после окончания 4-го курса, то познакомился со своей будущей женой, которая училась в той же сельской школе, в которой учился и я. Сразу я ее не вспомнил, так как она была на 5 лет младше меня. Но зато она меня хорошо запомнила, так как я, будучи секретарем комсомольской организации школы, принимал ее в комсомол и задал ей какой-то «каверзный» вопрос. Она, будучи круглой отличницей, не смогла тогда на него ответить и сильно расстроилась. Потом мне это припоминала всю жизнь.
Конечно, в каждый свой приезд на каникулах я приходил в свою школу при всем «параде» и встречался с директором и учителями. Они смотрели на меня как на свое достижение в работе - из такого деревенского хулигана получился такой студент!
Надо сказать, что с директором школы я поддерживал связь очень долго. Он даже приезжал ко мне в гости, когда я уже работал в Москве в министерстве. Я ему показывал Москву, и он смотрел на нее такими же глазами, какими и я впервые смотрел на Одессу.
В то время я, как и большинство молодежи, был зомбирован идеями строительства коммунизма. Когда на третьем курсе я услышал сообщение о смерти Сталина, то воспринял это как трагедию всей страны и очень переживал.
Правительственное сообщение о смерти вождя мы услышали по радиоприемникам, которые были в каждой комнате студенческого общежития. Это сообщение передавалось целый день и сопровождалось траурной музыкой. Занятия в институте в тот день отменили.
Один из моих товарищей, сосед по общежитию, зашел к нам и сфотографировал, как мы слушаем сообщение о смерти Сталина. После этого он позвал меня к себе.
Студенты слушают сообщение о смерти Сталина.
Когда я зашел к нему, то увидел портативный приемник, по которому студенты слушали «Голос Америки». Из приемника раздавался бодрый голос, который вещал, что наконец-то кровавому узурпатору, уничтожившему миллионы людей и превратившему полстраны в лагерь, пришел конец.
Когда я возмущенно спросил, почему они это слушают и что всё это значит, они ответили, что специально позвали меня, потому что видели, как я сильно переживал по случаю смерти Сталина. Я сказал, что это вражеская пропаганда и чтобы они прекратили ее слушать. Меньше переживать я, к сожалению, тогда не стал.
Однако после смерти Сталина атмосфера стала заметно меняться. Люди постепенно выходили из шока после смерти вождя, мир не перевернулся, наша жизнь продолжалась. Студентов больше интересовали вечера, концерты, танцы, чем политика.
|
|
Во дворе нашего общежития стоял огромный дуб, вокруг которого устроили танцплощадку, где играл наш собственный духовой оркестр. Мы называли эту танцплощадку пятачком. Туда стала стекаться молодежь. Так как состав студентов нашего института был в основном мужской, то мы были рады, что к нам на танцы приходили девушки из мединститута, пединститута, гидрометеорологического института и других учебных заведений.
В связи с развернувшимся в стране масштабным строительством гидроэлектростанций на 3-м курсе института на нашем факультете к программе по строительству морских портов добавили программу по строительству гидроэлектростанций. Факультет стал называться гидротехническим.
Следует отметить, что по своей конструктивной сложности и объекты морских портов, и объекты гидроэлектростанций стоят в одном ряду. Это увеличило нагрузку и продолжительность наших занятий. Если другие факультеты занимались по 6 часов в день, то мы - по 8 часов. Так я стал не только строителем морских портов, но и строителем гидроэлектростанций, а также офицером морского флота.
Из теплой Одессы в холодный Архангельск
После окончания института я получил диплом, женился и в порядке распределения был направлен в Архангельское управление морских путей в г. Архангельск.
Нас приехало 10 выпускников, в том числе мой однокашник Валентин Галаганенко. Надо сказать, что в последующем, когда я работал начальником строительства плотины в Моздоке, Валентин приехал на это строительство по моему приглашению, работал со мной старшим прорабом и хорошо себя проявил.
Из 10 выпускников только меня и его оставили в Архангельске, где мы занимались строительством объектов Архангельского морского порта, а также Северодвинского морского порта, где сейчас строят подводные лодки. Остальные мои сокурсники были распределены на различные работы в порты по всему северу.
Однажды начальник управления Архморпути вызвал меня к себе и вопреки моему сопротивлению поручил мне временно, пока не найдут постоянного преподавателя, читать лекции в строительном техникуме по сопромату и строительным машинам. От основной работы он меня не освобождал, но разрешил мне выбрать себе заместителя из моих сокурсников.
Подбор нового преподавателя длился целый год, а я в это время получал две зарплаты, и это меня устраивало. Кроме того, готовясь к лекциям, я значительно улучшил свои познания в сопромате, которые мне в дальнейшем пригодились в работе.
По ходу работы мне часто приходилось выходить в море. Холодный, пронзительный северный ветер давал о себе знать, и я дважды переболел пневмонией. В связи с этим я попросил отпустить меня из Архангельска на год раньше трехгодичного срока работы, требуемого по законодательству после окончания института. Лечащий врач меня в этом поддержал.
Начальник Архморпути никак не хотел меня отпускать. Предлагал мне конторскую работу (без выхода в море). Но я добился своего. Уехал в Москву в Министерство Морского флота СССР за новым назначением.
Я и Валентин Галаганенко.
С холодного севера снова на теплый юг
В Министерстве Морского флота СССР мне предложили ехать в Ростов-на-Дону для работы в Экспедиции подводных работ особого назначения (организация в СССР, занимавшаяся подъемом затонувших судов и подводных лодок в Черном море) и дали время на размышление. Учитывая состояние моих легких, я не мог согласиться на эту работу, связанную с постоянным погружением под воду.
Выйдя из Министерства Морского флота СССР, я увидел вывеску Министерства Водного хозяйства РСФСР и решил туда зайти. Начальник управления кадров отвел меня к заместителю министра А. Н. Зимину, который в то время занимался вопросами строительства водохозяйственных объектов на Кавказе.
Зимин предложил мне ехать на строительство плотины на реке Терек недалеко от города Моздока. Строительство было в начальной стадии. Мне была предложена должность старшего прораба. «Это для начала. Поработаете, потом посмотрим, что с Вами дальше делать», - сказал мне тогда Зимин. И я согласился. Он тут же позвонил начальнику Теркумводстроя Соловьеву, чтобы меня встретили, решили вопрос с жильём и о результатах доложили.
Я прибыл в Моздок вместе с начальником производственного отдела Теркумводстроя Костюченко. Со мной была жена.
Нам подогнали грузовую машину. Жену я посадил в кабину, сам сел в кузов. Привезли нас в рабочий поселок станицы Павлодольской и выгрузили у клуба. Ни воды, ни чайника, никаких бытовых условий не было. И это при том, что жена была в положении – на 7-м месяце.
Мое первое пристанище в рабочем поселке станицы Павлодольской.
Я пошел в контору СМК-2. Для руководства СМК мой приезд был неожиданным, как снег на голову. К вечеру нам собрали кое-какой скарб, а утром я поехал в Моздок к начальнику Теркумводстроя Соловьеву.
Я зашел к нему как раз в тот момент, когда с ним обо мне разговаривал Зимин. Я понял, что Соловьев не знал о моем приезде, оправдывался, и что со стороны Зимина разговор шел жесткий. В конце концов, вопрос был утрясен, и мне дали сносное жилье.
Часть вторая.
СТРОИТЕЛЬСТВО ПЛОТИНЫ
От старшего прораба в начальники строительства
Я приступил к работе по строи-тельству плотины на реке Терек в должности старшего прораба.
Первым руководителем и координатором строительства головного сооружения был назначен Сергей Аристархович Коньков, а после него – Георгий Георгиевич Шубников. Затем строительство объекта доверили мне, я его и завершил.
Приступив к работе, для начала я стал изучать чертежи. Ознакомившись с ними, я понял, что эта плотина не такая уж простая.
Первым, с кем я познакомился на новой работе, был начальник этого строительства Шубников Георгий Георгиевич. Мой приезд для него был неожиданным. У него тогда работали: один прораб по фамилии Клочков и четыре мастера, из которых только один мастер, Морозова Надя, была с высшим образованием, а остальные никакого образования не имели, но были хорошими практиками.Свою преддипломную практику я проходил на Горьковской ГЭС (на Волге), которая выглядела в 10 раз грандиозней, чем плотина на Тереке. Однако по сложности и конструктивным особенностям плотина, которую предстояло строить, не уступала Горьковской ГЭС. В ходе строительства я в этом убедился.
Прораб Клочков, по-моему, тоже не имел никакого образования. Позже он был переведен на другой участок, а затем уволен, а с нами остался работать его сын, Клочков Саша – арматурщик, замечательный парень и хороший рабочий.
Георгий Шубников оказался отличным инженером. До этого он работал проектировщиком в Южгипроводхозе в г. Пятигорске.
Когда он понял, что я свободно читаю чертежи и знаю технологию строительных работ, он всю техническую часть в строительстве переложил на меня. Однако все важные технические вопросы по строительству мы обсуждали с ним вместе. Были у нас и некоторые разногласия в части строительства, но мы всегда находили с ним верное решение.
С первых дней моего пребывания здесь Шубников относился ко мне очень внимательно. Когда он впервые пришел ко мне домой и увидел, что я гол как сокол и обедаю на ящиках, он тут же дал задание бригадиру плотников Ивану Гречкину сделать мне стол, пару табуреток, вешалки на стену для одежды и еще кое-что.
По истечении года нашей совместной работы Шубников был вынужден уехать в Моздок по семейным обстоятельствам, связанным со здоровьем маленького ребенка.
Когда встал вопрос о его замене, он рекомендовал на должность начальника строительства плотины мою кандидатуру. Доказывал, что я во всем разбираюсь, свободно читаю чертежи, знаю технологию строительных работ, наладил отношения с рабочим коллективом.
Помимо Шубникова на эту должность меня рекомендовали начальник СМК Каюков, главный инженер СМК Алексеев и главный инженер Теркумводстроя Коньков, который в последующем стал моим наставником. До работы в Теркумводстрое Коньков работал проектировщиком в проектной организации «Южгипроводхоз», хорошо владел расчетами и знал сопромат.
Во время моей работы старшим прорабом я не раз обсуждал с Коньковым разные технические вопросы.
Однажды я обнаружил ошибку при армировании правой подпорной стенки плотины, которая была допущена еще до меня. Чтобы ее исправить, нужно было в порядке эксперимента пробурить на 30 см отверстие в бетоне, вставить туда арматурный стержень, залить высокопрочным расширяющим цементом и через 30 дней попытаться выдернуть его из отверстия.
Мы установили многотонный домкрат, закрепили стержень и начали его выдергивать. Дали нагрузку такую, при которой стержень должен был лопнуть или выдернуться из отверстия. Я заметил, что сталь стержня начала «течь», но не рвалась.
При этом присутствовал Коньков. Он вытащил из кармана свой блокнот, с которым никогда не расставался, и начал делать расчеты. Я зашел к нему со стороны спины и смотрел, как он это делает. После окончания расчета он повернулся ко мне и сказал:
- По моим расчетам, при такой нагрузке и таком сечении стержня он должен лопнуть, а он не лопается.
- Сергей Аристархович, Ваши расчеты ошибочны.
- Почему Вы так думаете?
- Потому, что в расчетах Вы взяли допустимое сопротивление стали. А стержень мы довели до предела текучести. Подойдите к стержню, я Вам покажу. В этом случае расчет нужно делать по другой формуле, не учитывая допустимое сопротивление.
Я написал ему формулу расчета для этого случая. Он внимательно на меня посмотрел:
- Откуда ты это всё знаешь?
- Когда я в Архангельске занимался строительством морского порта, - ответил я, - то помимо основной работы по поручению своего начальника читал лекции в строительном техникуме по сопромату и строительным машинам. Мне пришлось их читать в связи с временным отсутствием преподавателя по этим предметам. Подбор преподавателя затянулся на целый год. Отсюда у меня и познания в сопромате.
С тех пор у Конькова изменилось отношение ко мне в положительную сторону. Когда я делал какие-то расчеты по опалубке с металлическими фермами и давал ему на проверку, он всегда говорил: «Молодец, запускай в производство».
У нас с ним сложились хорошие рабочие отношения. И, насколько я знаю, это он принял окончательное решение назначить меня на должность начальника строительства плотины.
Когда я принял дела от Шубникова, фундамент плотины был уже заложен. Осталось построить самые сложные конструкции: рисберму, водосливную часть плотины, ГЭС (гидроэлектростанцию), промывники для перехвата и смыва донных наносов, сооружения для подачи воды в магистральный канал, трансформаторную подстанцию, ЛЭП (линию электропередачи), здание управления над плотиной. Одной из главных и сложных задач было перекрытие реки Терек.
Как перекрывали Терек: вариант направленного взрыва
Вариант направленного взрыва по перекрытию реки Терек предложил главный инженер Союзвзрывпрома Михаил Моисеевич Докучаев. Его идею горячо поддержали главный инженер проекта Иван Петрович Кричевцов и главный инженер Теркумводстроя Сергей Аристархович Коньков. А практически этот проект пришлось осуществлять мне.
Срок перекрытия был назначен на январь 1959 г., в меженный период – в это время расход воды в Тереке минимальный. Когда меня назначили начальником строительства головного сооружения в 1958 г., я прикинул, что мне нужно сделать, чтобы успеть к январю 1959 г. выполнить все работы и пустить Терек через плотину. Составил помесячный план. Продумал, какие нужны материалы, оборудование, экскаваторы, бульдозеры, рабочие каких специальностей. Вместо необходимых 300 человек на тот момент было только 150. Нужны были взрывники, которые заложили бы взрывчатку в количестве 120 тонн. Представляете, одним мешком взрывчатки подрывают целый многоквартирный дом, а тут – 120 тонн! Два вагона. Для закладки взрывчатки необходимы штольни, значит, нужны шахтеры.
Я дал свой план со всеми расчетами Конькову. Он поглядел на меня с недоумением:
- Где я Вам всё это возьму?
- Если мы эту работу не выполним, то ни о каком перекрытии реки не может быть и речи, - сказал я.
Я видел, что у Конькова не было решений на поставленные вопросы. Неоткуда было взять технику, бульдозеристов, экскаваторщиков и прочих специалистов в таком количестве.
А время запланированного перекрытия неумолимо приближалось. Вопросы оставались открытыми. И их надо было решать.
Одним из важных пунктов работ был вопрос строительства отводного канала от плотины до русла Терека. Размеры канала должны были составлять: в ширину - 70 метров, в длину - 100 метров, в глубину - 3-5 метров в зависимости от рельефа местности. До перекрытия Терека необходимо было прорыть этот канал и вывезти грунт за его пределы. Стоимость этих работ составляла около 2 миллионов рублей. В то время это были большие деньги.
Я заранее рассчитал, сколько для этих работ понадобится экскаваторов, скреперов (машин для перемещения грунта) и бульдозеров.
Наверное, от безысходности в моей голове созрела мысль: а зачем копать весь отводной канал в размерах, предусмотренных проектом? Если прокопать канал шириной 20-25 метров и глубиной 5 метров, то остальную работу сделает сам Терек. В этом случае вода в нижнем бьефе повысится на 2-3 метра выше проектного уровня. В зауженном канале скорость воды увеличится в 2-3 раза. При такой скорости вода сама себе промоет русло.
Более того, во время подъема воды в нижнем бьефе напор на плотину снизится в два раза. В этом случае фильтрация воды и вынос песка под плотиной будут минимальными, что очень важно в первые дни работы плотины, до образования под ней обратного фильтра.
Все свои мысли я изложил в расчетах и снова поехал к Конькову. Он долго изучал мои расчеты, затем подошел, пожал мне руку и сказал:
- Молодец! Оформляй рацпредложение. В ближайшее время мы рассмотрим этот вопрос на техническом совете.
По моим расчетам, экономия от этого рацпредложения составляла около миллиона рублей, что в дальнейшем позволило всему аппарату Теркумводстроя получить премию. Премию получил и я в размере месячного оклада.
Однако самым главным вопросом строительства плотины на тот момент было перекрытие реки Терек с помощью направленного взрыва.
Обдумывая технологию производства работ по взрыву, я переплыл на другую сторону Терека и начал обследовать кручу, которую предстояло сбросить в сжатую до предела реку, где скорость течения достигает до 10 м/сек. Взял в пригоршню грунт, сжал его в кулаке, и он рассыпался. Оказалось, что это не глина, как предполагали проектировщики, а лёсс. Как выяснилось позже, анализа грунта при проектировании плотины никто не делал. Лёсс по цвету похож на глину, раскисает в воде, так же пластичен, как и глина при высокой влажности. Но в сухом виде структура его меняется, и при сжатии он превращается в пыль. Я понял, что при взрыве вся масса грунта превратится в пыль, которую унесет быстрое течение воды. Ранее мы уже пробовали бросать в это течение бетонные блоки, и река с легкостью их уносила.
Я взял ведро грунта для исследования и поехал к Конькову. Показал ему, во что превращается комок грунта при сжатии в кулаке – в пыль. Сначала он не понял, к чему я клоню. Я пояснил, что вся круча, которая должна перекрыть реку, от вибрации при взрыве моментально превратится в пыль. Эта пыль вначале поднимется вверх на 70-100 метров, а потом осыплется в поток воды, скорость которого достигает до 10 м/сек. Всю эту образовавшуюся кашу Терек быстро унесет вниз.
Сначала Коньков молча, долго и внимательно смотрел на меня, а потом спросил:
- И что же делать?
- Не знаю, - ответил я. - Но такой метод перекрытия может провалиться, а это огромные затраты.
А вагоны со взрывчаткой были уже в пути.
С.А. Коньков срочно связался с главным инженером проекта И.П. Кричевцовым. Тот сказал, что немедленно пришлет грунтоведов. На второй день они приехали из Пятигорска и подтвердили установленный мной «диагноз» грунта.
Ранее рассматривалось несколько вариантов перекрытия реки. Один из них – перекрытие её бетонными тетраэдрами весом более тонны. Но когда опробовали этот вариант, то убедились, что бетонные блоки сносило потоком как камушки. Также рассматривался вариант натягивания прочной сетки, которая бы задержала бетонные блоки. Но и от него отказались по причине его сложности и ненадежности. После этого возник вариант перекрытия Терека направленным взрывом.
Пока грунтоведы отбирали образцы, я тоже времени не терял. Обратил внимание, что в 50 метрах от кручи, которую собирались взрывать, возвышалась другая, немного меньше. Скорость воды Терека напротив второй кручи была в пределах 2-3 м/сек. В этом месте русло реки было шириной около 40-50 метров. Моментально созрела мысль: произвести не один, а два взрыва. Первой взорвать ту кручу, которая находилась в 50 метрах выше основной, чтобы временно перехватить течение реки. Это позволило бы на мгновение осушить дно Терека в том месте, куда будет направлен основной взрыв. Исходя из скорости течения воды и осыпания грунта после взрыва, я рассчитал, что такое мгновение должно длиться в пределах 30 сек.
Вечером у Конькова состоялся технический совет по перекрытию реки с присутствием проектировщиков. Высказывались разные мнения, вплоть до того, чтобы перенести перекрытие на будущий год. Опять обсуждался вариант применения сетки из высокопрочной стали, которая бы задержала бетонные блоки. Коньков многозначительно посматривал в мою сторону, но мне слова не давал.
Но вот наступил мой черёд. Я изложил свое предложение. Мой вариант требовал дополнительных расходов, в том числе и на взрывчатку. Ранее предполагалось произвести взрыв 120 тоннами взрывчатки. Я же предложил поделить ее на две части. На первый взрыв предусмотреть 60 тонн, на второй – 80. Лицо Конькова просияло. Он тут же связался с главным инженером проекта Кричевцовым и начальником Союз-взрывпрома Докучаевым. На второй день Коньков вызвал меня к себе и сказал, что мое предложение одобрено:
- Начинай практическую работу по закладке штолен для взрывчатки под обе кручи.
Однако для этого нужны были шахтеры, которых в Моздоке и в ближайшей округе не было. Таких специалистов с помощью Союз-взрывпрома нашли в… тюрьмах, доставили и разместили в колонии у хутора Стряпчего (ныне - пос. Советский). Дела пошли. Приехали взрывники из Москвы, которые командовали этими работами. Я день и ночь находился на плотине, ускоряя проведение других работ.
И вот настал час «х». Перекрытие было намечено на 10 часов утра 15 января 1959 года. Всё было готово. Жители ближайших населенных пунктов были предупреждены. Всем предписывалось покинуть дома и увести скот из взрывоопасной зоны. Установили телефонную связь с Москвой. Министр мелиорации и водного хозяйства К.С. Корнев сидел с телефонной трубкой. Ждал взрыва. Взрывники на правом берегу ждали моего сигнала. У плотины, которая находилась примерно в 1,5 км от места взрыва, было много людей: журналистов, фоторепортеров, жителей Моздока и ближайших сел. Из Москвы прибыл и замминистра А.Н. Зимин.
Еще в 9 часов я разослал гонцов – проверить, не осталось ли кого в зоне взрыва. И вот все гонцы вернулись, кроме одного. А время взрыва неумолимо приближалось. Наступило 10 часов, а гонца всё нет.
Начальник Теркумводстроя Соловьев подходит ко мне и говорит:
- Что ты тянешь, взрывай!
Выручил Зимин. Он подошел к нам и поинтересовался, в чем причина задержки взрыва. Я объяснил, что не вернулся один курьер, который ушел обследовать местность в зоне взрыва. Тогда он, повернувшись ко всем собравшимся, а их было около 50 человек, сказал:
- Наступает ответственный момент. Всем командует начальник строительства Анатолий Трофимович Нечаев. До момента взрыва всем отойти от него и не мешать.
Наконец вернулся последний гонец, который вместе с пастухом отгонял стадо в безопасное место. Я сказал Зимину, что всё в порядке и к взрыву всё готово. Он дал «добро».
Я выпустил сигнальную ракету в сторону правого берега. Раздался оглушительный взрыв.
Через 30 секунд раздался второй. Почва так содрогнулась под ногами, что меня качнуло.
Второй, основной взрыв, который накрыл дамбу и перекрыл Терек.
Как только пыль осела, все побежали к месту взрыва.
В 150 метрах от него стояли 3 бульдозера с работающими двигателями. Водители, подбежав к своим бульдозерам, вскочили в них и мак-симальным ходом двинулись к месту взрыва.
Всё получилось так, как я и предполагал. Первый взрыв отогнал волну, а второй уложил грунт от основной кручи на дно реки, освободившееся на несколько мгновений от воды.
Течение Терека повернуло в сторону плотины. Нашему ликованию не было предела. Все поздравляли друг друга. Направив мастера к бульдозеристам, которые выравнивали грунт, я быстро вернулся к плотине – посмотреть, как она примет Терек.
И вот, наконец, Терек «поцеловал» плотину и, думаю, не будет расставаться с ней еще 100 лет.
Скажу, что в строительстве головного сооружения Терско-Кумского магистрального канала было много сложных, запоминающихся случаев. Но с такими людьми, с которыми мне пришлось работать, можно было преодолевать все трудности.
Назову некоторых из них. К сожалению, не всех их помню по имени и отчеству.
Это Сергей Аристархович Коньков – главный инженер Теркумводстроя, Георгий Георгиевич Шубников – начальник строительства плотины до того времени, как я его сменил, Валентин Тимофеевич Галаганенко – старший прораб, Надя Соколова – мастер, Аня Новова – мастер, Петр Максимович Радионов – главный механик, Надя Шуваева (Занкисова) – мастер на заводе железобетонных изделий, П.Е. Заплюй-Свичко – начальник завода железобетонных изделий, Шмакова – бригадир женской бригады, выполняла все работы на плотине, вплоть до укладки бетона, Константин Демьянович Цацаниди – старший прораб, И.Т. Винокуров - старший прораб. Экскаваторщик Дмитрий Темный. Экскаваторщик Гавенко. Лет пятнадцать назад я встречался с ним у начальника управления эксплуатации гидроузла.
Был у нас замечательный электрик, его фамилию я, к сожалению, забыл. В последующем он работал там же – на Павлодольской ГЭС.
Я (в центре) даю задание экскаваторщику Дмитрию Темному (слева) и бульдозеристу.
…Много лиц осталось в моей памяти. Не все фамилии я, к сожалению, помню. Ведь прошло уже около 60 лет. Однако плоды их труда до сих пор приносят пользу людям и будут приносить еще не один десяток лет.
Эта плотина позволяет подавать воду для обводнения 1,5 млн га пастбищ и орошения 150 тыс. га лугов и пахотных земель в Ногайской степи.
У китайцев есть пословица: «Тот, кто пьёт воду из колодца, должен помнить о тех, кто рыл его».
Думаю, что большинство моздокчан побывали на этой плотине, помнят ее строителей и согласятся, что это - очень нужное, впечатляющее и красивое сооружение. Много лет макет этого сооружения стоял в павильоне мелиорации ВДНХ.
Вместо выговора - благодарность за утопленный экскаватор
В соответствии с проектом над плотиной предстояло возвести здание машинного отделения с подъемными лебёдками и системой управления. Сначала были построены так называемые «бычки», на которые должно опираться здание.
При строительстве плотины не был предусмотрен проект организации производства работ, который обычно делается при возведении сложных объектов. Поэтому мне пришлось самому думать, как здание системы управления поставить и опереть на «бычки», когда внизу бушует Терек через водослив, промывники и ГЭС.
После долгих раздумий и бессонных ночей я принял решение установить между «бычками» металлические рамы, которые должны были опираться на выступы внизу «бычков».
Помня свои познания в сопромате, я сделал расчеты по нагрузке здания на рамы. Они показали, что для одного пролета требовались две металлические рамы, связанные между собой швеллерами нужного сечения, подобранными путем расчета. На всю эту конструкцию можно было опереть здание.
Я показал расчеты Конькову, и он дал «добро». После этого были сварены две первые рамы, которые предстояло поставить в пролет между «бычками».
Было принято решение устанавливать эти рамы при помощи экскаватора. В то время на плотине было два экскаватора. На одном из них работал Анатолий Луценко, а на другом – Дима Темный. Был у нас еще один классный экскаваторщик Гавенко, но он работал далеко от плотины, в карьере на погрузке гравийно-песчаной смеси на автомашины.
Луценко был довольно импульсивный человек, а Дима Темный, наоборот, был по характеру медлительный и рассудительный. Выбор пал на Луценко потому, что его экскаватор был поблизости от места установки рамы.
Я рассчитал, при каком весе рамы экскаватор может опрокинуться. Его поставили вдоль моста. На его стрелу мы подвесили раму.
Чтобы уменьшить момент опрокидывания, стрела была поднята до предела. Для того чтобы рама не болталась и не повредила экскаватор, ее концы при помощи веревок держали два стропальщика.
Я дал команду на разворот стрелы с подвешенной рамой. Но неожиданно для меня поворот стрелы оказался настолько резким, что экскаватор моментально наклонился и полетел в воду, перекрыв один из пролетов промывников.
Моя первая мысль была: «У меня на глазах погиб экскаваторщик!». Мое сильное волнение и горе переборола радость, когда я увидел на мосту живого и здорового Луценко, успевшего выпрыгнуть из экскаватора.
Я пожалел, что не посадил за управление экскаватором рассудительного и осторожного Диму Темного, который сделал бы этот разворот медленно и плавно.
Помню, как однажды мы с Димой монтировали балки через шлюз для подачи воды в Терско-Кумский канал. Я долго уговаривал его заехать на экскаваторе на балки, еще не покрытые железобетонной плитой. Убеждал, что рассчитал балки на прочность. Тогда он сказал мне: «Садитесь ко мне в кабину, в этом случае я с Вами поеду». Сев с ним рядом, вместе мы благополучно заехали на эти балки.
Дима! Ты помнишь этот случай?
Я всегда тебя вспоминаю. И не только тебя - всех тех, кто участвовал в строительстве. В том числе и девушек из бригады Шмаковой. Думаю, что многие из них живы и помнят эти годы и меня - своего начальника.
Однако вернемся к утопленному экскаватору. Я пошел в вагончик звонить Конькову. Его первый вопрос:
- Экскаваторщик жив?
- Жив.
- Я к вам сейчас выезжаю.
На плотину приехало всё начальство Теркумводстроя. Я не стал сваливать вину на экскаваторщика, который так резко крутанул раму, что она заняла горизонтальное положение. А в этом случае центробежная сила и опрокидывающий момент достигли максимальной величины. Я чув-ствовал свою вину и стоял как в воду опущенный.
Первый упрек в мою сторону был:
- Что же ты сделал такой сложный расчет по рамным конструкциям и не рассчитал момент опрокидывания экскаватора?
Я показал черновики с расчетами, которые были правильными, если бы не эта чертова центробежная сила.
Представьте себе метателя молота. Чем сильнее он крутит вокруг себя молот, тем большая центробежная сила создается на молоте и тем дальше он полетит. Так и в моем случае меня подвела центробежная сила.
Коньков сказал, что мне надо сделать новый расчет с учетом центробежной силы, чтобы было основание этот экскаватор списать.
Он добавил, что его беспокоит не столько утопленный экскаватор, который уже выработал свои сроки и ресурсы и мог быть списан на запчасти, сколько вопрос: как вытащить эту 50-тонную махину, пере-городившую два пролета промывников?
Крана грузоподъемностью 50 тонн нам было не найти, да и нагрузку в 100 тонн, учитывая совокупный вес крана и экскаватора, мост мог не выдержать.
Покидая плотину, Коньков сказал:
- Думай, что будешь делать и как вытаскивать этот чертов экскаватор. О его списании пока не думай. Найдем, как списать. – И, помолчав, добавил: - Я пока не вижу выхода из создавшегося положения. Подумай, может, водолазов привлечь, чтобы разрезали его на куски.
Для меня наступили бессонные ночи. Но строительство шло своим чередом. В этом мне помогал мой однокашник, которого я пригласил работать на строительство плотины из Архангельска, Валентин Тимофеевич Галаганенко.
И вот, наконец, мне пришла мысль: почему бы не выкатить этот экскаватор на берег по дну Терека?
Еще не сделав этого, я уже радовался как мальчишка. Задача представлялась осуществимой, и отступать я не собирался.
В то время главным механиком у нас работал Радионов Петр Максимович. Это был «Кулибин», самоучка, который хотя и вышел из бульдозеристов, но по знанию техники мог заткнуть за пояс любого механика. Мы обсудили с ним план работ и приступили к его осуществлению.
Сначала экскаватор, лежавший на боку на бетонной плите перед промывниками, мы поставили на гусеницы, а затем развернули его по направлению к берегу. Сделано это было при помощи троса и сцепки трех мощных бульдозеров, стоявших на левом берегу.
Потом мы промерили глубину реки и определили состав грунта, по которому предстояло тащить экскаватор. Всё складывалось в нашу пользу. Мы натянули трос, и вот она, радость – экскаватор «пошел» на буксире по направлению к берегу. На всю эту операцию нам потребовалось около трех часов.
Все ликовали, и на это была причина. Мы сделали то, что вначале казалось невозможным.
Я побежал в вагончик звонить Конькову:
- Сергей Аристархович! Экскаватор на берегу!
- Какой еще экскаватор? – в его голосе слышалась нотка недовольства: для него это было такой же неразрешимой проблемой, как вначале и для меня.
- Экскаватор, который мы утопили, стоит на берегу. Мы его вытащили!
- Ты это правду говоришь или я чего-то недопонимаю?
- Сергей Аристархович! Садитесь в машину и приезжайте.
Когда он приехал, то радовался не меньше меня. А мне на прощание сказал:
- Тебе следовало бы объявить выговор за утопленный экскаватор, но за то, что ты его вытащил, я объявляю тебе благодарность.
Так в результате получилась «ничья», а экскаватор списали на запчасти.
Рамы в пролетах между «бычками» мы потом успешно установили. Экскаватором уже управлял Дима Темный.
Смоет ли плотину, если паводок будет выше расчетного?
Моздокчан может интересовать вопрос: смоет ли плотину, если паводок будет выше расчетного расхода воды в 2000 м3/сек.? И что будет с Моздоком, если это случится? Думаю, что сооружение выстоит и при расходе в 3000 м3/сек.
Однако, по-моему, Моздоку может грозить другая опасность. Все помнят, как сошел ледник Колка, который пронесся по Кармадонскому ущелью. Тогда погибло более 100 человек, в том числе и съемочная группа Сергея Бодрова. Объем ледниковой массы в то время составил десятки миллионов кубических метров.
Я был в Дарьяльском ущелье, где берет начало река Терек, и видел, как он катит 3-метрового диаметра валуны. Их хорошо было видно у поселка Казбеги. Глядя с Военно-Грузинской дороги вниз в Дарьяльское ущелье, дух захватывает от его глубины. Сверху дома смотрятся, как спичечные коробки. Глубина ущелья составляет около тысячи метров.
Над Дарьяльским ущельем нависают ледники. Они находятся в постоянном движении, и их скорость составляет до 150 метров в год. Идет всемирное потепление. Это распространяется и на Кавказские горы.
Если один из ледников сойдет в Дарьяльское ущелье и образует плотину изо льда, грязи и камней высотой в 200-300 метров, а потом вследствие этого образуется водохранилище такой же глубины, и если под напором воды эту плотину прорвет, то населенные пункты, расположенные ниже, просто снесет огромной волной. Дай Бог, чтобы мой прогноз не оправдался.
Есть такая наука - гляциология. Это наука о природных льдах во всех их разновидностях на поверхности земли. Гляциологи занимаются изучением всех видов льда и должны наблюдать за ледниками. Хотелось бы, чтобы такая служба была на должном уровне и на Кавказе. Ведь ледник Колка проворонили.
…Лет 15 назад я приехал в Моздок, чтобы продать родительский дом, доставшийся мне и брату в наследство. Вместе с начальником Управления эксплуатации гидроузла И.Ф. Филатовым мы поехали на плотину посмотреть ее состояние после столь длительной эксплуатации.
Филатов рассказал мне, что год назад в Моздоке было очень сильное наводнение. Фактический сток составил около 2400 м3/сек., что превышало расчетные данные на 400 м3/сек. Часть домов Моздока, которые стояли в пойме реки, была подтоплена. А на месте прудов была сплошная водная гладь.
Филатов рассказал, как вела себя плотина во время этого катастрофического паводка. Ее вибрация была такой, что они были вынуждены вывести с плотины всех сотрудников. Неуправляемая стихия вызывала у людей страх. Его спрашивали: «Нельзя ли при помощи плотины придержать разбушевавшийся Терек?».
Однако это было невозможно в связи с большим уклоном реки, который не позволяет создать водохранилище перед плотиной. Терек не Волга, где водохранилище простирается на десятки километров и где можно регулировать паводки.
Тогда у меня возникла мысль, что для уменьшения нагрузки на плотину было бы целесообразно построить дополнительно либо катастрофический водосброс на 400 м3/сек для сброса излишней (паводковой) воды, либо возвести с правой стороны плотины гидроэлектростанцию, рассчитанную на такой же расход воды.
Такая ГЭС с роторными турбинами сможет выдавать до 20 тыс. киловатт в час.
Вернувшись в Москву, я пошел к начальнику Департамента водного хозяйства при Министерстве сельского хозяйства Г.Г. Гулюку. Я его хорошо знал по прошлой работе. Он пообещал собрать коллегию Департамента и заслушать меня по данному вопросу. Однако через некоторое время мне позвонили из Департамента и сообщили, что в связи с тем, что у них нет денег на строительство ГЭС, было принято решение этим вопросом не заниматься.
Я не сдался и написал письмо в РАО «ЕЭС» с приложением расчетов, где доказывал, что строительство ГЭС на Павлодольской плотине из 3-4 турбин окупится за 5 лет и далее будет давать самую дешевую электроэнергию. Приложил также расчет по энергетической емкости всего Терека, которая составила около одного миллиона киловатт-часов.
Меня пригласили в РАО «ЕЭС» - в управление по строительству ГЭС в России. Там мне сказали, что на повестке дня у них - строительство крупных ГЭС. Небольшими ГЭС они собирались заниматься лет через 10. Мое письмо и расчеты они собирались отправить в Кабардино-Балкарию, где уже была небольшая ГЭС – Баксанская. Возможно, там мои предложения будут рассмотрены.
Однажды я слышал выступление по телевизору президента Кабардино-Балкарии, где он зачитал следующее: «Надо освоить энергетический потенциал реки Терек, который, по расчетам специалистов, составляет около одного миллиона киловатт/часов». Я сразу понял, что это взято из моей записки. В то время уже никто не считал энергию в киловаттах, а считали в мегаваттах. Так я понял, что моя записка лежит где-то в архивах Кабардино-Балкарии.
Тогда мне не удалось эту проблему решить, но, думаю, к этому вопросу еще вернутся. А эксплуатационникам гидроузла скажу: «Следите за земляными дамбами, за их фильтрацией в теле земляных плотин и в их подошве».
За что меня исключали из Коммунистической партии
После завершения строительства плотины в Моздокском районе меня пригласили на строительство ТЭЦ в г. Невинномысск. Я поехал туда, переговорил с управляющим и главным инженером строительного треста. Они принесли чертежи ТЭЦ и стали обсуждать конструктивные элементы. Поняв, что я свободно читаю чертежи и знаю технологию строительных работ, они тут же написали в Управление Теркумводстроя письмо с просьбой дать мне перевод в трест Невинномысскстроя.
Однако замминистра Водного хозяйства Н.А. Зимин сказал, что министерство планирует послать Нечаева на строительство такой же плотины на реке Кубань. «Никуда его не отпускать, придержите его здесь, пока не закончим проект по строительству плотины на Кубани», - сказал он.
В связи с этим меня решили временно направить начальником Надтеречной СМК в Чечено-Ингушетию. Я отказывался. Тогда на партсобрании Коньков внес такое предложение: «Или Вы едете начальником СМК, или за невыполнение партийного поручения мы Вас исключим из партии». Я отказался ехать, и меня на собрании исключили из партии.
Я позвонил управляющему треста в Невинномысск, доложил об обстановке. Тот сказал, чтобы я настаивал на своем. А через час он перезвонил и сообщил, что переговорил с секретарем Ставропольского крайкома партии и тот сказал, что они немедленно отправят телеграмму первому секретарю обкома партии Северной Осетии Алкацеву, чтобы он отпустил в наше распоряжение Нечаева. «Не сдавайся! А если тебя по этому поводу исключат из партии, то мы тебя восстановим», - пообещал он. В общем, попал я в жернова.
На следующий день меня вызвал к себе первый секретарь Моздокского райкома партии А.М. Беляев. Сидя в приемной, я слышал, как он разговаривал по телефону с секретарем парткома Теркумводстроя. Разговор шел в мою пользу:
- За что вы исключили из партии Нечаева? И что он будет делать в Чечено-Ингушетии? Ах, копать Наурско-Шелковскую ветку канала?
Я понял, что Беляев знал, в чем суть проблемы, и на самом деле исключение из партии мне не грозит.
В разговоре с Беляевым я настаивал, чтобы меня отпустили на строительство ТЭЦ. Беляев же предложил мне возглавить строительство в Моздоке, идти на пост начальника строительного управления. Я отказался. В Невинномысске мне предлагали такую же должность, но заниматься бы пришлось строительством только одного объекта - ТЭЦ. Мне больше хотелось строить ТЭЦ, чем заниматься в Моздоке мелкими строительными объектами. Несмотря на то, что ТЭЦ представляла собой конструктивно сложный объект, я был уверен, что справлюсь с этой стройкой.
Мне дали два дня на размышление. По чьей-то команде в моей квартире отключили телефон, и я был вынужден вести переговоры с Невинномысском через почту.
В это время как снег на голову ко мне из Казахстана приехали мои родители, а также брат с семьей и заявили: «Теперь будем жить все вместе». Я им сказал, что уже закончил строительство плотины и собираюсь переезжать на новую стройку в Невинномысск.
Отец с матерью, недолго думая, поехали в Невинномысск посмотреть, что это за город, и вернулись оттуда разочарованные. Сказали, что это крупный промышленный город, много дымящих труб, воздух не чистый. Короче, город им не понравился. Они начали меня уговаривать остаться в Моздоке хотя бы на год или два, пока не обустроятся. И я сдался, вступив в должность начальника строительного управления Моздока.
Часть третья.
ПРЕОБРАЗОВАНИЕ МОЗДОКА В 60-Е ГОДЫ.
Из строительства - на партийную работу
Через год под большим напором с понижением в зарплате меня перевели на должность секретаря райкома партии по строительству и промышленности Моздока.
Работая секретарем райкома партии в течение года, я хорошо познал промышленность города, не говоря о строительстве.
Первый секретарь райкома партии Н.В. Козлов занимался сельским хозяйством и правоохранительными органами. Всё остальное, кроме идеологии и образования, вел я.
Идеологией и образованием занималась Клавдия Ивановна Салтыкова, очень активная и настойчивая женщина. Мне часто приходилось вступать с ней в споры. Однажды у нас с ней случились серьезные разногласия. Я назвал ее поступки глупыми (в кабинете мы были одни). Она парировала: «Значит, дура?». Мне хотелось ей сказать: «Да, дура!». Но я сдержался.
А было всё так. Как-то из секретарей райкома на месте был только я. В кабинет ворвался возбужденный, готовый всех «порвать» на своем пути председатель колхоза из станицы Павлодольской и обратился ко мне на повышенных тонах:
- Что Вы делаете? Вы хотя бы замечаете, что вокруг Вас происходит?
Я не мог его остановить, чтобы спросить, что случилось. Наконец он с возмущением выпалил:
- Церковь в Павлодольской закрыли, доярки подняли забастовку, отказались доить коров, пока её не откроют!
- Рассказывайте без эмоций, кто закрыл, зачем закрыли, поп умер или ещё что произошло? – спросил я.
А случилось следующее. Председатель сельсовета был пьяницей. Сдружившись с попом, он его споил и убедил, что нет ни Бога, ни дьявола и другой чертовщины. В пьяном угаре поп принес ключи от церкви в сельсовет и сдал их председателю, заявив, что никакого Бога нет, что религия – это «опиум для народа», что его дурачили всю жизнь, а он дурачил народ, и больше он в церкви служить не будет.
Председатель колхоза добавил, что в этом деле может быть замешана Салтыкова – секретарь райкома партии.
- А коровы мычат недоеные и некормленые! – говорил он.
Я разыскал по телефону председателя сельсовета, расспросил, в чем дело и где сейчас поп. Слыша мой раздраженный тон, председатель оправдывался, что он тут ни при чем. Я его попросил отыскать попа, отрезвить его как можно быстрее. Затем сходить вместе с ним в церковь, чтобы тот отслужил молебен, и призвать доярок выйти на работу. А председателя колхоза попросил о ходе дальнейших событий докладывать мне по телефону. Обстановку как-то разрядили, но ненадолго.
Появилась Салтыкова с радостной вестью, что в Павлодольской удалось убедить попа отказаться от веры, и церковь закрывается, сказала, что готовит статью в газету «Известия» о случившемся. На этой почве у меня произошла с ней первая стычка в деле подхода к борьбе с религией. Я был в таком состоянии, что готов был обозвать ее дурой и все ее действия дурацкими.
Приехал из командировки первый секретарь райкома партии Козлов. Я думал, что он поддержит мои действия в этом направлении, но это оказалось не так. Достав какой-то документ «об усилении борьбы с религией», они вместе с Салтыковой начали разъяснять мне политику партии по борьбе с религией.
Я им доказывал, что это надо делать другими способами. Говорил: «Споили вы одного попа - на его место Ростовская епархия пришлет другого. А коровы не доены и не кормлены…».
Председатель колхоза звонил мне и докладывал обстановку. Говорил, что с пьяницей-попом долго не продержаться. Я ему посоветовал инкогнито приехать к моздокскому попу и попросить того связаться с Ростовской епархией, чтобы заменили попа. В конце концов, так и было сделано, и вопрос был закрыт.
Мне хотелось бежать от таких дел из этого здания, которое называлось «райком партии», в связи с такими формами борьбы с религией. Хотя сам являюсь убежденным атеистом.
Но работа шла своим чередом.
В 1959 г. мы отмечали 200-летие Моздока. На празднование прибыли гости из нашей республики и Москвы. В городе развесили флаги, организовали выставку достижений предприятий промышленности и сельского хозяйства, провели собрание, был дан большой концерт силами местной самодеятельности и приглашенных из республики артистов.
Работа первым секретарем Моздокского горкома партии. Первоочередные задачи.
Вскоре произошло разделение обкомов партии на сельские и промышленные, и в населенных пунктах городского типа, в том числе и в Моздоке, образовались райкомы и горкомы КПСС.
Меня назначили первым секретарем Моздокского горкома партии, а Н.Р. Белякова - первым секретарем Моздокского райкома партии. Раньше он работал председателем колхоза.
В обкоме партии мне постоянно напоминали, что я на партийной работе и моя основная задача - выполнять решения партии и правительства. Что такое партийная работа, я не знал. Но я знал, что первой моей обязанностью является служение людям, чтобы им лучше жилось, чтобы у них была работа, чтобы дети учились в школе, чтобы было достаточно детских садов, яслей, чтобы люди нормально питались, пили чистую воду из водопровода, имели в каждой квартире газ, чтобы у молодежи была возможность развлекаться, а для этого нужны были кинотеатры, Дворец культуры. И это мы сделали в течение 5 лет.
После вступления в должность первого секретаря горкома партии мне казалось, что я «не в своей тарелке». Я видел себя на стройках серьезных крупных объектов, таких, как ТЭЦ в Невинномысске, гидроэлектростанций. В то время такие стройки считались «стройками коммунизма». Но судьба распорядилась по-своему. Я стал заниматься всей хозяйственной деятельностью Моздока. Не было таких дел, которые не касались меня.
Первое, что я сделал, – подобрал на руководящие должности людей, имеющих соответствующее образование и опыт работы, особенно в горком и горисполком. Секретарем по идеологии я оставил К.И. Салтыкову, хотя ее прежняя работа, особенно связанная с борьбой с религией, меня не устраивала. Однако я не видел другой более подходящей кандидатуры. Думал, что, будучи ее руководителем, смогу направлять ее работу в нужное русло.
Секретарем по промышленности и строительству я пригласил инженера-механика Владимира Еланского. В дальнейшем он советовался со мной по строительным вопросам. Заведующим отделом по промышленности я пригласил Владимира Княгинина (он работал на ремзаводе). Секретарем горкома комсомола был назначен Александр Грицюта. И Княгинин, и Грицюта в последующем были назначены первыми секретарями райкома партии.
Также я пересмотрел кандидатуры всех директоров предприятий. Многих, кто не имел соответствующего образования, заменили. Был оставлен в должности директора кирпичного завода Николай Петрович Коваль. Это был довольно рассудительный, хорошо освоивший свое дело практик. Хотя он и не имел соответствующего образования, я считал, что его организаторские способности позволят ему справиться с должностью директора.
Все эти кадровые перестановки в первый же год дали свои положительные результаты. Я не понимал, по какому принципу руководящие кадры подбирались раньше: кум, брат, сват, собутыльник или взятка, но здравого смысла в прежнем подборе кадров я не видел. Ведь Моздок и в те времена, когда не хватало работников с соответствующим образованием, был богат замечательными людьми.
После войны демобилизовалось много военных, которые хотя и не знали технологии производства работ, но обладали организаторскими способностями, что позволяло им быть хорошими руководителями на гражданских предприятиях. В их числе были полковник в отставке Можаровский – начальник управления коммунального хозяйства города, Михаил Войтов – директор рынка Моздока, подполковник в отставке Александр Акимович Травянко – директор молочного завода, подполковник в отставке Мазур – директор пивзавода, Борис Полетаев – директор гардинной фабрики. Хотя все они были хорошими организаторами, к ним я приставлял квалифицированных главных инженеров или технологов с соответствующим высшим образованием и опытом. В дальнейшем эти технологи и инженеры заменяли директоров. Проходила ротация кадров по ранее задуманному плану.
На собрании хозяйственного актива города я внес следующие предложения по первоочередным мероприятиям, которые необходимо было провести для Моздока:
Следует отметить, что все мероприятия, которые мы наметили на первом партийно-хозяйственном активе, были выполнены.
Вода, газ, жилье. Моздок мало был похож на город
Вопрос обеспечения жителей качественной водой был самым важным для города. Учитывая то, что Моздок стоит в пойме Терека и в зоне колодцев встречаются гравийно-песчаная смесь или наносные илистые пески, в такие колодцы могла попадать «верховодка» с фекалиями из дворовых уборных.
По докладам санэпидемстанции, в то время желудочно-кишечными заболеваниями страдало много людей. В большинстве случаев причиной было плохое качество питьевой воды. Вопрос этот был самым важным и сложным, так как требовал значительных материальных затрат.
Однако мы смогли решить эту проблему. Пробурили скважину с дебетом чистейшей воды в пойме Терека.
После этого по всем улицам города был проведен магистральный водопровод, вдоль которого через каждые 150 метров были размещены водоразборные колонки. Сделано это было за счет городского бюджета. Затем вода была проведена в каждый дом уже за счет средств владельцев домов.
Таким же образом мы провели работу по обеспечению населения города газом. Магистральная разводка по улицам была сделана за счет города, а подводка газовых труб к частным домам и установка газового оборудования - за счет владельцев домов.
При газификации города мы столкнулись с проблемой выделяемого лимита на газ, которого не хватало для обеспечения всего Моздока. Этот вопрос нам удалось решить после строительства газораспределительной станции за станицей Луковской.
В то время Моздок не был похож на город, больше походил на старинную казачью станицу, так как в самом центре города находились старые хибары (иначе их не назвать).
Я инженер-строитель, и мне было интересно знать, как эти хибары строились. Одну такую развалюху я детально изучил. Строили их так: стены делали из двух параллельных плетней, забивая пространство между ними глиной, перемешанной с соломой. Углы и стены закреплялись деревянными стойками. А иногда стены просто подпирались деревянными подкосами, чтобы не завалились.
Я дал поручение председателю горсовета Николаю Дмитриевичу Шевченко вместе с начальником управления коммунального обслуживания Можаровским выявить в городе все такие хибары. Их насчитали около 40. Было установлено, кто в них живет и какие у них есть возможности построить новый дом.
Была поставлена задача: в течение года убрать эти строения. Однако задачу поставить легко, а выполнить трудно. В каждом доме живут люди. Куда их переселять?
В конце концов, с этой задачей мы справились путем переселения людей во вновь построенные многоквартирные дома, а также путём выделения помощи для приобретения строительных материалов тем, кто мог построить дом самостоятельно на своем земельном участке.
Была еще одна важная проблема. Каждый год в Тереке тонули дети, иногда до 7 в год. Чтобы ее решить, нужно было построить пруды, что мы и сделали. Причем не затратив на это строительство ни копейки из городского бюджета. Затраты были только на тенты, лежаки, лодки и оплату работы спасателя.
Для начала надо было сделать проект на строительство прудов, и на это нужны были деньги. Чтобы не тратить средства бюджета, я решил сделать проект самостоятельно. Притом я подумал, что если уж я как инженер-гидротехник построил такую замечательную плотину, то и пруды лучше меня никто не запроектирует.
Буквально за 2 недели я составил эскизы на пруды. Для размещения этих прудов я выбрал, на мой взгляд, очень удачное место у рощи. Исходил вдоль и поперек пойму реки, где сейчас находятся пруды.
Моим помощником в этом деле был мой водитель Володя Рева. Он был выше меня, и его шаг равнялся одному метру (мы это замеряли). Володя был замечательным парнем. Он не только ходил со мной и измерял ширину и длину будущих прудов, но и по моему поручению ездил на их строительство и докладывал мне, как оно идет.
Для того чтобы осуществить строительство прудов, я пригласил к себе директора СПТУ Минводхоза РСФСР Потапова. Это был прекрасный человек. В то время в СПТУ готовили бульдозеристов и экскаваторщиков. Я знал, что учащиеся СПТУ не только изучают теорию, но и проходят практику. Для этих целей в их распоряжении было 2 или 3 экскаватора и бульдозеры.
Перед Потаповым я поставил задачу, чтобы практика учащихся под надзором квалифицированных мастеров-экскаваторщиков проходила на строительстве прудов. Объяснил ему технологию производства работ.
Не сразу он принял мое предложение. Сказал, что это дополнительная нагрузка на мастеров, которые обучают ребят. Я ему пообещал, что мы найдем возможность за счет городского бюджета сделать им доплату. Он согласился. Особое внимание я обратил на то, чтобы он в точности выполнил работы по моему проекту.
Я помню молодых мастеров-экскаваторщиков, которые в основном и построили эти пруды. В то время мне было 32 года, а они были моложе меня. Сейчас, наверное, подходя к этим прудам, они вспоминают свою работу и гордятся ею.
При проектировании прудов я рассматривал два варианта их заполнения водой: 1) заполнение непосредственно из Терека; 2) заполнение из самоизливающейся скважины. А то, что скважина будет самоизливающейся, я знал из старых материалов геологоразведочных изысканий на этом участке и с учетом уклонов Терека. Кроме того, такая же самоизливающаяся скважина была на плотине на таком же водоносном горизонте.
Я выбрал второй вариант, так как вода из бурного Терека была мутной, с большим количеством наносов. В связи с тем, что вода, вытекающая из самоизливающейся скважины, была холодной (до 12о C), необходимо было сделать пруд для предварительного нагревания воды, чтобы во второй пруд перетекала уже подогретая вода. Отдельно на прудах была предусмотрена отмель для купания детей.
Активное участие в обустройстве водоемов принимали председатель горисполкома Николай Дмитриевич Шевченко, директор быткомбината Закиряев и директор рынка Михаил Войтов. После завершения строительства водоемов я передал все заботы по их эксплуатации Шевченко и его службе горсовета.
Карибский кризис
16 - 20 октября 1962 года случился Карибский кризис.
Буквально за полтора месяца до этих событий в Моздок был передислоцирован 182-й Гвардейский Севастопольско-Берлинский Краснознаменный тяжелый бомбардировочный авиационный полк. Первую летную смену в Моздоке полк провел 31 августа 1962 г. В тот день летали семь Ту-16. Первый полет «полковой» Ту-95 выполнил с аэродрома Моздок 8 сентября 1962 г. В октябре летало уже три бомбардировщика Ту-95 и пять ракетоносцев Ту-95К.
Мир был на грани войны. И, конечно, все понимали, что авиаполк, расположенный в Моздоке, в случае войны будет задействован. В этот период пришел ко мне командир полка гвардии полковник Фаит Хамедович Тумакаев.
Военный городок был в черте города. Жены военнослужащих работали в гражданских организациях Моздока. Многие из них были учителями, врачами и другими специалистами, которые нужны были городу. Можно сказать, что военные и гражданские жили «одной семьей».
Тумакаев был членом бюро горкома партии, участвовал в заседаниях бюро и знал о жизни Моздока. Со мной он делился своими проблемами, касающимися жизни военного городка.
- Пришел попрощаться, - зайдя в кабинет, сказал он. - Сейчас мы находимся в боевой готовности №1. Завтра покидаем Моздок, летим в город Шауляй (Литва), который будет исходным пунктом для прыжка на Америку.
Он был возбужден:
- Если американцы развяжут войну, мы эту Америку разнесем в пух и прах!
- Если вам удастся долететь до Америки, - сказал я.
Он уверенно ответил:
- Долетим.
Я спросил:
- А что же дальше? Выпустите ракеты? Кубу ещё до вашего прилета американцы разнесут. Где будете садиться?
Разговор на эту тему закончился ничем. Он попросил меня в случае чего позаботиться об их семьях.
Слава Богу, что всё закончилось мирным путем. Мы вывезли свои ракеты из Кубы. Американцы убрали свой флот из Турции.
Забастовка на гардинной фабрике
Самый серьезный момент, который я не забуду никогда, - это забастовка на гардинной фабрике в 1962 году. Мне позвонил директор фабрики Б. Полетаев и сказал: «На фабрике - забастовка. Все рабочие вышли во двор и отказываются работать. Причина забастовки – изменение тарифной ставки и увеличение нормы выработки. Я пытался с ними говорить, но они отказываются меня слушать. Требуют первого секретаря горкома партии Нечаева. Прошу Вас приехать на гардинку».
А я уже знал из доклада от уполномоченного КГБ Скибина, что в г. Новочеркасске Ростовской области стачка на одном заводе превратилась в забастовку всего города. В результате подавления забастовки прямо на площади было расстреляно более 20 человек и свыше 80 было ранено. Эти сведения были секретными, и о них в газетах не сообщалось. Меня тогда это возмутило и поразило. Неужели нельзя было обойтись без расстрела, что же это за советская власть такая?
Слух о событиях на гардинной фабрике уже разнесся по всему городу и по горкому партии. К.И. Салтыкова зашла ко мне с вопросом:
- Что случилось на гардинке?
- Не знаю, сейчас выезжаю туда, - ответил я.
Надо сказать, в тот же день были перебои с хлебом в магазинах - основным продуктом питания населения. В магазинах исчезла и мука, началась ажиотажная скупка продуктов. Я как раз занимался этим вопросом с хлебопекарней и горторгом. Оказалось, что республиканские власти сократили лимиты на поставку муки для Моздока почти в полтора раза. Я позвал на совещание секретаря райкома партии Н.Р. Белякова, директора элеватора Селезнева, директора хлебозавода и директора горторга. Спросил у Селезнева:
- Мука на складе есть?
- Есть.
- Ну так выдай пекарне муки на завтра столько, сколько выдавал до этого.
– Не могу, нужно разрешение сверху.
Я связался по телефону с первым секретарем Северо-Осетинского обкома партии Кабалоевым. Тот сказал, что республике уменьшили лимит на потребление муки. С этим - неразбериха по всей стране. Тогда я спросил у Селезнева:
- Кукуруза есть?
- Есть.
Мой следующий вопрос был уже к директору хлебозавода:
– Можно добавить в пшеничную муку кукурузную?
- По ГОСТу не положено.
- Но булка хлеба не развалится?
- Надо попробовать.
Мы договорились за ночь намолоть кукурузной муки и рано утром подвезти на хлебозавод. Так нам удалось решить вопрос с обеспечением Моздока хлебом. На второй день мы уже смогли увеличить продажу хлеба в полтора раза. На третий день, когда все поняли, что хлеб в магазинах будет, ажиотажный спрос прекратился.
Решив эту проблему, я вскочил в машину и помчался на гардинку.
По толпе разнеслось: «Нечаев приехал!». Я пошел к Полетаеву в кабинет. Только я зашел, звонит Салтыкова и говорит: «Я послала на гардинку наряд милиции во главе с начальником». Я отругал ее, сказал, чтобы милицию немедленно вернули. Она мне в ответ: «А как я ее верну, она уже в пути».
Присутствие милиции могло ещё больше накалить обстановку. Я тут же вышел к машине и сказал своему водителю Володе: «Тебе немедленно надо встретить наряд милиции и вернуть его назад». Начальник милиции Володю знал, поэтому поверил, что это мое распоряжение, и наряд вернулся.
Причина забастовки оказалась в следующем. В связи с высоким спросом в стране на тюль на фабрике решили построить второй цех по его производству. Новый цех был запущен три месяца назад.
Производительность новых станков была в 1,5 раза выше старых. На освоение нового оборудования отобрали лучших работников. На этот период им оставили старые нормы выработки. Через месяц или два станки были освоены.
На новых станках рабочие стали вырабатывать за смену в 1,5 раза больше продукции, чем они вырабатывали раньше. Их зарплата также увеличилась в 1,5 раза и стала больше, чем у ткачих на старых станках.
Министерство легкой промышленности прислало приказ об увеличении норм выработки в 1,5 раза, что снижало зарплату до прежнего уровня. Применили какие-то коэффициенты на запыленность (новые станки работали на графитовой смазке).
Директор Полетаев на основании приказа министерства издал свой приказ, предварительно даже не поговорив с людьми. Это возмутило работников. Те ткачихи, которые работали на новых станках, были недовольны увеличением норм выработки и понижением зарплат. А те, которые работали на старых станках, хотели работать на новых и поднять уровень своей зарплаты.
Зал был рассчитан на 200-250 мест, а пришли около 500 человек. Вывели связь наружу, чтобы было слышно всем. И вот я, пробившись через толпу в зал вместе с Полетаевым, вышел на сцену, взял микрофон в руки. Глаза обозленных людей устремились на меня. Они, казалось, говорили: «Вот он, виновник всех наших бед».
Я начал с того, что ознакомился с их проблемами. Из зала пошли выкрики: «Ты начинай с того, где ты сегодня брал хлеб и какая у тебя зарплата!»; «Это что - коммунизм наступил? Хрущев говорил, что социализм уже построили!».
А как раз перед поездкой на гардинку Салтыкова просила моего разрешения послать машину на хлебозавод и привезти 30 буханок хлеба для аппарата горкома. Я ей запретил это делать.
Мой ответ гардинщикам был таким: «Дома я еще не был, но уверен, что в моем доме хлеба сегодня нет. Моя жена учительница и, вероятно, она сейчас на занятиях. А зарплата у меня такая же, как и у вас, у тех, кто сейчас работает на новых машинах».
Я им пообещал, что нормы выработки на сегодня, завтра и до тех пор, пока мы эту проблему не решим, останутся прежними.
Те, кто работал на старых машинах, выкрикивали: «А как же быть с теми, кто работает на старых машинах? Мы хотим, чтобы нам тоже подняли зарплату до уровня тех, кто работает на новых машинах!».
Я заверил их, что завтра переговорю с министерством и буду эту проблему решать, а директор фабрики с начальником планового отдела поедут решать эти вопросы в Москву. Сказал им также, что обо всем мы будем их информировать.
Еле-еле удалось утихомирить народ. Полетаеву я тогда сказал: «Еще одна такая забастовка, и ты - не директор». В последующем вопрос был решен вместе с представителями министерства, приехавшими в Моздок по моей просьбе.
«Религия – опиум для народа»
Вопросами религии занималась секретарь горкома партии К.И. Салтыкова. Проходило это под лозунгом: «Религия – опиум для народа». В Моздоке и селах Моздокского района функционировали не только церкви, но и всевозможные секты - баптистов, пятидесятников (их еще называли трясунами), молокан и т.д. Церковь по-своему боролась с этими всевозможными сектами. Подробности о работе всех этих сект я узнавал от уполномоченного КГБ Скибина и от Салтыковой.
Однажды Салтыкова пришла ко мне в кабинет с таким видом, будто одержала какую-то победу. Рассказывает: «Была в церкви, попросила журнал с записями о крещении детей - и что обнаружила! Некоторые коммунисты крестят в церкви своих детей - и малых, и взрослых!» И называет фамилии. Среди них была фамилия Слюнько, которого я хорошо знал, как и его семью. Он работал главным механиком в СМУ, когда я там был начальником. У Слюнько было двое малых детей – сын и дочка. У дочки болели ноги.
Салтыкова настаивала вынести этот вопрос на рассмотрение бюро горкома партии и таких коммунистов строго наказать. Я же решил сам разобраться в ситуации.
Пригласил Слюнько, и он мне рассказал: «У ребенка положение с ножками не улучшается, возили его в Орджоникидзе к врачам на консультацию, и никто нам не смог помочь. Жена в отчаянии. Решила, что, может, это оттого, что малышка - некрещеная. Схватила дочку и побежала в церковь крестить. Может быть, поможет? Я отговаривал ее, но она настояла на своем. Чуть до развода дело не дошло! И я сдался».
С другими коммунистами ситуации были аналогичные. И я спустил этот вопрос, как говорится, «на тормозах». Меня поддержал секретарь горкома Владимир Еланский.
Вскоре после этого случая пришел ко мне на прием моздокский поп. Я сказал секретарше Алле, что принимать его не буду. Пускай идет к председателю горсовета Шевченко. Там занимаются вопросами связи с церковью. Вернувшись, она сказала, что поп уже был у Шевченко и пришел на него жаловаться. Священнослужитель хорошо знал, что верховная власть находится у Компартии.
Я его пригласил. С виду поп был чистый, лощеный, моего возраста, лет 30-32. Я начал с ним разговор не о его проблемах, а со знакомства: откуда в Моздок прибыл, где раньше служил, где окончил семинарию?
Выяснилось, что он окончил Одесскую духовную семинарию и учились мы с ним в Одессе в одни и те же годы. Он знал мой институт, даже хотел вначале туда поступать, так как это был самый престижный вуз в городе, но конкурс - 5 человек на место - его напугал. Пошел поступать в военное артиллерийское училище, но не прошел туда по здоровью. Тогда дядя-священник устроил его в духовную семинарию.
Я у него спросил:
- Вот ты поступал в военное училище, где учат убивать людей, по-другому это называется «поражать противника». А первая Божья заповедь - не убий. Скажи мне честно, ты сам в Бога веришь?
После короткого раздумья он ответил:
- Знаете, что я Вам скажу на этот вопрос: у Вас - своя работа, а у меня - своя.
Из этого ответа я понял, что ни во что он не верит. Ни в Бога, ни в черта, ни в дьявола.
- Выкладывай свои проблемы, - сказал я.
А проблема была в следующем: на Пасху поп решил провести крестный ход от церкви до кладбища, а председатель горсовета Шевченко ему не разрешил.
Я подумал: «Какой в этом криминал?». Звоню Шевченко:
- Тут у меня моздокский батюшка, пришел жаловаться на тебя, что ты нарушаешь статью Конституции «О свободе веры и исповедания» и не даешь ему провести крестный ход.
- Так он просит провести крестный ход по центральной улице им. Кирова. А эта улица загружена автомашинами, еще задавят кого-нибудь, пусть идет со своими бабками по другой улице. Вот это моя причина отказа, - отвечает он.
Я поддержал Шевченко. На прощание я спросил у попа:
- У Вас в церкви была Салтыкова - наш секретарь горкома партии. Она брала сведения, кто крестил детей из числа моздокчан?
Он подтвердил.
- Так вот, Вы ей больше этот журнал учета не давайте, сошлитесь на церковное таинство или еще на что-нибудь.
Он мне пообещал исполнить мою просьбу. Таким образом, я избавился от не заслуживающей внимания, на мой взгляд, проблемы крещения детей коммунистов, тем более, что это делали жены без их согласия.
Как-то я спросил у Салтыковой:
- Вы сами крещеная?
- Нет! – ответила она.
- А вот я, первый секретарь - крещеный. Что же мне теперь - откреститься? И как это сделать?
После чего этот вопрос она больше не поднимала.
Был и еще случай, связанный с религией. В Моздоке на Красной площади по велению императора Александра II был построен и освящен в 1894 году замечательный собор Успения Пресвятой Богородицы (есть фотографии в музее Моздока).
Этот собор сильно пострадал в годы Великой Отечественной войны. Восстанавливать его не стали, и по решению исполкома Моздокского горсовета остатки храма были снесены. От собора остался один фундамент, который мешал благоустройству площади. Верующие, проходя мимо него, останавливались и крестились.
Фундамент был очень прочным. Его не могли разрушить даже с помощью отбойных молотков. Говорили, что в цемент для прочности добавляли куриные желтки. Казалось, что проблема - неразрешима. Я принял решение закопать фундамент на месте.
На следующий день к фундаменту пригнали экскаватор и бульдозер. Я также приехал и поработал в качестве прораба. Сбоку от фундамента был выкопан котлован. Его глубина была достаточной для размещения в нем фундамента. Затем бульдозером его столкнули в котлован. Так я стал последним «могильщиком» бывшего замечательного храма. Котлован разровняли и посадили на месте когда-то стоявшего храма цветы.
Скажу еще несколько слов о сектах в Моздоке. Их тогда функционировало несколько, это были баптисты, пятидесятники, молокане и др. Меня убеждали, что самая вредоносная секта – это баптисты. В чем ее вредоносность - я не знал и знать не хотел. Я не хотел вникать во всю эту чертовщину. Основная моя забота была – как улучшить жизнь людей, обеспечить их работой, продолжить строительство города.
Однажды, когда я уже жил и работал в Москве, мне сообщили, что отец умер от инфаркта. Я тут же полетел в Минводы, где меня ждал брат. Все было готово к похоронам близкого мне человека. Ждали только меня.
Подготовкой к похоронам занимались не известные мне люди. Пришли мои бывшие сотрудники отдать дань уважения и выразить соболезнования. И вот произошла какая-то заминка в подготовке.
Я подумал: «Может, могилу не подготовили или еще что-либо?» и подошел к старшему по церемонии. Спросил: «Все ли в порядке, не нужна ли какая помощь?». В ответ я услышал в грубой форме: «Не торопитесь, еще успеете закопать!».
Я подошел к брату и спросил:
- Кто тут занимается организацией похорон?
- Это баптисты, - ответил он. - Они затянули мать в свою секту. Их молельный дом находится рядом с домом родителей (кажется, через 2 дома) на ул. Близнюка.
Этот баптист, конечно, знал, кем я работал в Моздоке, и наверняка считал меня врагом №1, вернее, врагом №2. Врагом №1 была Салтыкова, которая всеми этими сектами занималась. Меня аж в жар бросило - моего отца будут хоронить баптисты! Стыд и срам для бывшего первого секретаря горкома партии!
Я подошел к матери:
- Ты что это придумала? Отца моего хоронят баптисты!
А уже подошла похоронная машина, гроб в нее погрузили, и шествие пошло по городу. Я плелся за гробом вместе со всеми. Посмотрел вокруг - не пришла ли Салтыкова, но ее не было. Позже выяснилось, что она ничего о похоронах и не знала. Считаю, что это было к лучшему, иначе разогнала бы всех этих баптистов.
Так, вместе с баптистами, мне пришлось хоронить своего отца. Чувствовал я себя при этом униженным и опозоренным. Мать потом меня убеждала: «Что вы все на них ополчились, они ничего плохого не делают, верят в Бога Иисуса Христа, те же заповеди - не убий и другие. Даже отказываются брать в руки оружие, в рот не берут ни капли спиртного. Если бы удалось туда твоего отца заманить, может быть, больше бы прожил».
А надо сказать, что в последнее время отец начал попивать водочку по стопочке, но пил перед обедом. То водку, то вино. Отец был неверующий. В последующем я убрал крест с его могилы и поставил ему памятник.
Сожалею, что отдал на растерзание прокурору
Моздокчанам, конечно, известен крупный ученый, археолог-кавказовед Евгений Игнатьевич Крупнов. Его именем названа одна из улиц в Моздоке.
По его ходатайству крупное океанское судно было названо именем «Моздок» и приписано к Новороссийскому порту. На это судно мы посылали делегацию во главе с Салтыковой. К сожалению, 13 января 1972 года в результате столкновения с болгарским танкером «Лом» сухогруз «Моздок» затонул у берегов Одесского порта.
Евгений Игнатьевич Крупнов родился и вырос в Моздоке. Считал его своим родным городом. Однажды он приехал в Моздок из Грозного, где его экспедиция занималась какими-то раскопками, и пришел ко мне в горком. Я был этому рад.
Вместе мы проехали по Моздоку, и он увидел, как преображается город, что мы строим. Я сожалел, что центральную улицу им. Кирова удалось заасфальтировать только до элеваторного техникума, а не до вокзала. Лимит на битум был столь ограничен, что его не хватало даже на то, чтобы содержать в порядке уже заасфальтированную часть улицы.
- А откуда вы получаете битум? - спросил он.
- Из Грозного.
- Знаете, я попробую Вам помочь, когда буду у секретаря обкома ЧИАССР. Попрошу его. Сможете оплатить этот битум?
- Конечно, сможем.
Надо сказать, что через пару дней он позвонил мне из Грозного и сказал, что договорился на два вагона битума сверх лимита. Я тут же послал в Грозный начальника асфальтного завода, и мы этот битум получили. Однако, чтобы заасфальтировать улицу до вокзала, требовалось еще минимум десяток вагонов.
После поездки по городу мы с Евгением Игнатьевичем вернулись в горком. Шел обеденный перерыв, никого не было. Я подумал: «А где же я его буду кормить? Домой везти? Так жена на работе в школе, и я ее не предупредил. Что там в холодильнике, я не знаю. Послать секретаршу в ресторан, чтобы предупредить о нашем приходе? Так время упущено». И я решил идти в ресторан в надежде, что там пообедаем.
Мы пришли в ресторан, сели за стол. Скатерть грязная. Попросили меню. В ответ:
- У нас - только борщ и котлеты, есть компот, боржоми.
- Несите что есть, и замените скатерть.
Официантка недовольно сдернула скатерть и заменила свежей.
- И принесите салфетки!
Принесла сначала воду, открыла бутылку, поставила и ушла. Я ей вдогонку:
- Вытрите ржавчину на бутылке от пробки.
Вернулась, грязным фартуком вытерла ржавчину и пошла за остальным. Принесла «хурду-бурду».
Видя мое смущение, Евгений Игнатьевич меня успокаивал. Говорил, что он еще и не такое ел в экспедициях.
Проводив его в Грозный, я был зол как черт - и на себя, и на директора ресторана, которого в то время там не оказалось, и на начальника общепита, кому подчинялся директор ресторана.
Я поручил своему помощнику Василию Калашникову немедленно направить в ресторан санэпидемстанцию, а также вызвать ко мне начальника общепита Морозова и директора ресторана. Через некоторое время они оба стояли передо мной.
Калашников мне потом говорил:
- Анатолий Трофимович! Я никогда Вас не видел таким злым, когда Вы отчитывали и директора ресторана, и начальника общепита.
После проверки ресторана санэпидемстанцией директора сняли с работы, а начальнику общепита Морозову объявили выговор. Кроме того, приняли решение провести реконструкцию ресторана: отделить кухонный блок от зала, так как в нем постоянно стоял запах, который шел из кухни.
Через некоторое время кассир одной из столовых по фамилии Акопова пришла ко мне с жалобой на начальника общепита Морозова. Она была симпатичной женщиной армянской национальности. Суть жалобы: Морозов вначале пытался склонить ее к интимной связи, кроме того, требовал взятку, считая, что у нее на кассе оставались деньги, и предлагал ей делиться с ним. А когда она отказалась, то уволил ее. Я не стал рассматривать эту жалобу, а направил ее прокурору Гаранже.
Ко мне потом приходили из столовой, из общепита, говоря, что Акопова оклеветала Морозова. И если бы не этот случай с рестораном, возможно, я и защитил бы его, а так - отдал на растерзание прокурору. Потом его посадили на 2 года. А в журнале «Крокодил» описали, как Морозов брал взятки, нарисовали карикатуру.
Позднее начальник управления коммунального хозяйства Можаровский сказал: «И Вы поверили какой-то шлюхе, а не честному человеку. Я его знаю как честного, порядочного человека!». Всю жизнь виню себя, что я тогда не заступился за него под влиянием своей неприязни из-за того случая в ресторане и отдал на растерзание прокурору.
За что получили выговоры начальник милиции и прокурор?
Расскажу еще об одном случае во время моей работы секретарем горкома партии. Я завел такой порядок: один раз в неделю после обеда принимать население Моздока. Из таких встреч с людьми я узнавал, чем «дышит» народ. Когда людей записывалось много, к решению вопросов подключались и мои помощники. Так они снимали с меня дополнительную нагрузку. А прием иногда длился до 10 часов вечера.
Однажды на прием пришла учительница около 50 лет. Вся в слезах. Я ее успокоил, и она рассказала, что три дня назад милиция забрала сына и посадила за решетку, обвинив в каких-то хулиганских поступках. Уверяла, что он у нее не хулиган. Достала записку от сына, которую ему удалось передать на волю, так называемую «маляву».
Ее сын писал: «Мама, я ни в чем не виноват. Меня держат в камере с двухэтажными кроватями с изодранными вонючими матрацами, но хуже всего клопы, которые, как звери, меня всего искусали. Ночью я спать не могу, дышать нечем. Помоги выбраться отсюда!».
Я прекратил прием населения, поручив его секретарю горкома Владимиру Еланскому. Немедленно вызвал к себе начальника милиции, прокурора, главного врача санэпидемстанции Айриян, взял с собой заворготделом Тебиева, инструктора горкома Иванова, посадил их в машину, и мы поехали в милицию.
Никто не понимал моих действий. Когда мы приехали в милицию, спрашиваю:
- Сколько заключенных сидит по камерам?
Называют около 15 человек.
- Все их дела на стол! И пригласите всех оперативных работников, кто эти дела ведет.
Прошу Тебиева и Иванова просмотреть все дела. Кто когда задержан, сколько они сидят в КПЗ, какие обвинения предъявлены и есть ли санкции прокурора на арест задержанных.
К рассмотрению дел подключили и прокурора. В то время был такой закон, что без санкции прокурора милиция не могла арестовать человека. Оказалось, что санкции прокурора были лишь на 7 или 8 человек.
- Где ключи от камер? – спрашиваю.
- У дежурного по камерам.
- Я хочу пройти по камерам и посмотреть, как содержатся задержанные.
Прокурор и начальник милиции начали убеждать меня, что этого не следует делать. Я настоял, и вся эта делегация во главе со мной пошла по камерам.
Я никогда не видел такого издевательства над человеком! Врач Айриян проверяла матрацы. Стены были исписаны всякой чертовщиной. Врач подошла ко мне и говорит:
- Анатолий Трофимович, лучше отсюда уйти, иначе мы принесем домой клопов. На вопрос: «За что сидите?» никто из заключенных толком не ответил.
Вернулись в кабинет начальника милиции. Посоветовавшись с прокурором, даю указание: всех, кто был задержан без санкций прокурора, немедленно освободить. Санэпидемстанции провести санитарную обработку камер. И завтра же об исполнении доложить!
Через 3-4 дня я собрал заседание бюро горкома партии. Прокурору и начальнику милиции объявили выговор. По положению прокурор должен вести надзор за деятельностью милиции, чего толком не делал. Некоторые из аппарата горкома роптали:
- До чего опустился первый секретарь горкома партии! Пошел по камерам тюрьмы проверять, как содержатся уркаганы.
Сына учительницы тоже выпустили.
Мое мнение о вождях страны
Однажды, кажется, в 1962 году, первый секретарь Северо-Осетинского областного комитета партии Б.Е. Кабалоев собрал все руководство республики, в том числе и первых секретарей райкомов, горкомов партии. Вышел на трибуну и говорит:
- Нам удалось добиться того, чтобы первый секретарь ЦК КПСС товарищ Хрущев принял приглашение посетить нашу республику. Поэтому мы должны выказать ему свое гостеприимство. Надо вывести людей с флагами и транспарантами на улицу, по которой будет проезжать Хрущев, и встретить его машину аплодисментами. И не шлепать в ладоши, а устроить овацию.
Кабалоев сказал, что из районов и городов надо привезти на эту встречу по 2 автобуса людей - передовиков производства. Расстановкой людей будет заниматься специальная комиссия, которая образована обкомом партии. Народ следует собрать на улицах заранее, за 1,5-2 часа.
И вот я, вернувшись в Моздок, начал заниматься этим вопросом. Мы отобрали людей, подготовили автобусы и рано утром отправились в г. Орджоникидзе. Нам отвели место стоянки на улице. Мы ждем-пождем, а «царя-то нет».
Наверное, час мы ждали появления машины Хрущева. И вот пошел голосовой сигнал: «Едет, едет!».
Появляется открытая автомашина, в ней стоят Хрущев и Кабалоев и, размахивая руками, приветствуют народ. В ответ – овации, аплодисменты, люди машут флажками, кричат «Ура!». Длится этот момент 20-30 секунд или, может, даже меньше.
После этого вокруг меня собрались моздокчане и спрашивают: «И это всё, для чего мы сюда ехали? Или будет какой-то митинг? Если всё, то что нам делать дальше?».
Я чувствовал себя в дурацком положении. Моздокчане не привыкли к праздной жизни и без толку проводить время. Я им сказал, что по встрече Хрущева - это всё.
Разделились на две группы. Одна группа решила идти в магазины и музей, вторая - проехать по Военно-Грузинской дороге до селения Казбеги, посмотреть Дарьяльское ущелье и горы. Я же отправился в обком, где предстояла встреча Хрущева с руководством республики.
Был накрыт стол примерно на 50 персон. Ждем вождя страны. И вот входят Хрущев с Кабалоевым. Оба ничем не похожи на сказочных вождей. Хрущев с пузом впереди и маленький Кабалоев. Все встают, приветствуют вождя. Кабалоев выступает с кратким приветствием, после чего слово берет Хрущев.
- Что-то я мало вижу молодежи в зале, а молодых надо выдвигать, - сказал он, оглядев зал. - Насколько я понимаю, здесь собралось руководство республики?
- Никита Сергеевич, мы выдвигаем на руководящую работу молодых коммунистов, - встревает Кабалоев и, поискав меня глазами, произносит: - А где наш Нечаев?
- Я здесь, - встав, говорю я.
- Вот наш молодой первый секретарь Моздокского горкома партии!
Мне тогда было 32 года, так что по сравнению с другими я выглядел юношей.
Я уже говорил ранее, что, как и большинство населения страны, тоже был зомбирован идеями коммунизма и почитанием вождей. Еще со школьных лет у меня остались в голове слова:
«Нас вырастил Сталин на верность народу,
На труд и на подвиги нас вдохновил».
И вот я слушаю очередного вождя. Говорит какую-то галиматью несвязно, со «спотыкачкой». Показалось, что гостеприимные хозяева уже угостили его чем-то горячительным.
Через некоторое время два его телохранителя подошли к нему, что-то прошептали на ухо, взяли под руки и увели. Кабалоев пошел следом. Через некоторое время вышел и сказал, что Никита Сергеевич устал с дороги и плохо себя почувствовал.
Я подумал: «Вот он, новоиспеченный вождь нашей великой державы!».
Через две недели в Моздок приехал корреспондент газеты «Известия». Не знаю, связано ли это было с приездом Хрущева или нет, но этот корреспондент ходил за мной 3 дня с утра до вечера и делал какие-то наброски у себя в блокноте. Надоел он мне до чертиков. Не знал, как от него избавиться. Я на предприятие – он за мной, я на партсобрание – он за мной. Наверное, у него было задание описать работу первого секретаря горкома партии.
Через две недели после его отъезда в газете «Известия» появилась на полстраницы статья о моей работе. Расписал он ее так, что не хватало лишь какого-нибудь ордена, чтобы повесить мне на грудь. Когда мы с корреспондентом расставались, я его просил рассказать о развитии Моздока, о людях, которых я ему называл. Однако в газете акцент был сделан на мою работу в качестве секретаря горкома партии.
Вспоминая встречу с Хрущевым и анализируя деятельность вождей страны, во времена которых мне довелось работать, должен сказать, что не всякая кухарка может управлять государством, как считал Ленин. Гораздо лучше, когда страной, регионом, городом управляют хорошо образованные, талантливые, способные руководители, работающие в интересах людей. Когда люди уважают их по делам, а не «овациями» по приказу.
Однако всевозможные революции выплескивают на вершину власти бездарей и случайных людей, которым нет дела до народа. Главной целью людей, дорвавшихся до власти, становится ее удержание и собственное обогащение. Для этого они окружают себя преданными проходимцами, охранниками и создают соответствующую систему пропаганды и страха для подчинения народа.
В последующем власть передается «от вождя к вождю» уже не путем выбора народа, а по желанию предшествующей власти. Народ отодвинут в сторону. Есть и другой путь - очередной государственный переворот или заговор против «вождя». Так было в годы Октябрьской революции, во время заговора против Хрущева, при смене Горбачева, при смене Ельцина. Все идет по накатанному пути.
Гражданин Канады
Был еще такой случай. Однажды уполномоченный КГБ Скибин приходит ко мне и докладывает, что в Моздок приехал на постоянное место жительства к своей тете гражданин из Канады.
Было время в Советском Союзе, когда военнослужащие, попавшие в плен к немцам, считались врагами народа, по возвращении из Германии их ожидали лагеря на великих стройках коммунизма. С приходом Хрущева наступила «оттепель», и бывших военнопленных выпустили из тюрем. Амнистия отразилась и на тех, кто после войны оказался в американской зоне и предпочел уехать в Канаду, Америку, не желая попасть в тюрьму на родине.
Под такую амнистию попал и вернулся к себе на родину гражданин из Канады, русский по национальности. А в то время Моздок был закрыт для туристов. В городе находились военный гарнизон, самолеты, ракетные войска, военных отличали погоны на плечах.
Как-то группа японцев пыталась появиться в Моздоке, но ее перехватили на дороге Прохладный – Моздок и вернули назад. За всем этим следили Скибин и его агентура.
Канадец был при деньгах, сразу приобрел себе новый «Москвич-407». Вел праздный образ жизни. Мотался на «Москвиче» то в Минводы, то в Пятигорск и, как говорил Скибин, пытался связаться с иностранцами. Свободно владел английским языком.
Однажды Скибин заходит ко мне в кабинет и спрашивает:
- У Вас машина исправна?
- Исправна.
- А где Ваш водитель Володя?
- На соревнованиях по волейболу в Орджоникидзе.
- А почему Вы сами не ездите на автомашине?
- Когда она мне нужна, я езжу.
А моя машина стояла в гараже уполномоченного КГБ. Там же жил водитель Скибина.
- Вас вчера видели на автобусной остановке. Вероятно, Вы ехали на обед?
- Я не захотел идти в гараж, заводить машину, открывать и закрывать ворота, пачкать одежду.
- Вчера Вас на автобусной остановке подобрал «Москвич» и довез до дома. Знаете, кто это был? Это был тот самый канадец, о котором я Вам рассказывал и за которым веду слежку. И что мне думать об этом случае? А если это шпион, в чем я уверен на 80%? Первый секретарь горкома партии садится в машину вероятного шпиона и находится с ним в дороге на протяжении 10 минут. Он спросил, где Вас высадить?
- Нет, остановился возле моего дома.
- Значит, он знал, где Вы живете. И в своем рапорте я должен докладывать все о результатах моей слежки за этим канадцем.
- И что? Ты пришел меня припугнуть, что, дескать, я встречаюсь со шпионом?
- Нет, я пришел попросить Вас быть осторожным. Вы - носитель секретной информации. Я Вам иногда докладываю то, что не должен докладывать. Он мог Вас вырубить за одну минуту, увезти куда-нибудь в лес, вытряхнуть из Вас все, что Вы знаете, и закопать так, что ни одна собака не найдет! Если он шпион, то он обучен всем приемам разведки. И, пожалуйста, не ходите пешком на работу и с работы один. Если что случится с машиной, я могу свою машину прислать. А водитель должен работать, а не играть в волейбол.
Бесславная борьба с пьянством в Моздоке
Однажды приходит ко мне секретарь горкома Салтыкова вместе с прокурором и начальником милиции и начинает:
- У нас к Вам серьезный разговор.
«Ну, - думаю я, - очередная бредовая идея по поводу борьбы с религией, но уже с помощью силовиков. Может, даже решила, что попа надо арестовать за незаконное предпринимательство (поп делал в церкви свечки, продавал их и на этом наживался)». Оказалось, что это не так.
- Дело в том, - продолжает она, - что за последнее время в Моздоке участились хулиганские проявления среди молодежи: драки, поножовщина, наркомания. Мы считаем, что все это происходит на почве пьянства. Водка доступна даже для подростков. Особенно все это проявляется на рынке. Торговля водкой там идет в розлив. Возле продавца стоит бочка с огурцами, которые он дает на закуску, и больше ничего.
- Так Вы предлагаете, чтобы при продаже водки улучшили закуску? - перебиваю ее я.
- Нет. Надо запретить торговлю водкой! Особенно в розлив на рынке и в других местах.
Ее поддержали начальник милиции и прокурор.
Сам я спиртное не употребляю и пьяниц терпеть не могу. Руководители предприятий и организаций города знали об этом. Они боялись попасться мне на глаза «под градусом», так как могли из-за этого лишиться работы. А порядки в стране в то время были такие, что если горком партии принимал решение об увольнении руководителя, то организация, в которой он работал, обязана была его уволить.
Я согласился с их предложением по борьбе с пьянством в городе и на второй день по этому вопросу собрал совещание. Поручил начальникам общепита и горторга закрыть все точки, торгующие водкой в розлив, а также ограничить время продажи водки в других торговых точках. Казалось, что мы сделали все, чтобы сократить пьянство среди населения.
Через две недели мне звонит директор школы №7 Валерий Иоаннисян и говорит, что банк не выдает денег на зарплату. А его брат в то время работал управляющим банком.
- Так что же Вы, не можете договориться с братом, чтобы он выдал Вам деньги? – спрашиваю я.
- В банке нет наличных, - отвечает он.
В этот же день последовали и другие звонки, в том числе и от главного врача города, по поводу задержки выплаты зарплат.
Я вызвал к себе управляющего банком, спрашиваю:
- Что случилось?
- 30% наличных денег мы получаем от торговли водкой и другими алкогольными напитками, - отвечает он, - а Вы ограничили продажу водки в городе.
Звоню в республиканский банк, прошу помочь наличными деньгами. В ответ слышу: «Мы сами ждем от вас наличных денег, как всегда. Ничем не можем вам помочь».
Приглашаю к себе директоров горторга и общепита и говорю, что все решения по торговле водкой я отменяю, кроме торговли водкой в розлив.
Так «бесславно» закончилась моя борьба с пьянством в городе Моздоке. В России пьянство в одном городе победить было невозможно, впрочем, как и построить коммунизм в стране. В годы советской власти 1/3 дохода госбюджет получал от продажи винно-водочных изделий. Горбачев тоже пытался побороть пьянство в России, но ничего не получилось.
Вино, водку запретили,
Порубили виноград.
Нам казалось, горемычным,
Жизнь теперь пойдет на лад.
И рождаемость поднимем,
И наладим здравый быт,
Нездоровый образ жизни
Навсегда будет забыт.
Только вот в России нашей
Нас преследует беда,
Мы хотели сделать лучше,
Получилось - как всегда.
Но ведь русскому народу
Невозможно без вина,
И поверьте мне на слово -
Не его это вина.
Разврат, пьянство, разгул дикий
Нам привил Петр Великий.
И с тех пор в России нашей
«Хошь не хошь», как ни крутись,
А без рюмки водки горькой
Нам никак не обойтись.
Будь то свадьба иль поминки,
Аль родился кто у вас,
На столе будут и водка,
И ядреный русский квас.
Думаю, что пьянство, конечно, - беда России. Но уж если оно есть, то доходы от продажи алкоголя должны идти на поддержание беднейших слоев населения, а не на строительство дворцов, приобретение яхт для жуликов, находящихся во властных структурах страны.
Еще несколько интересных эпизодов. Улица Садовая
Однажды я ехал по улице Садовой, по одной из самых широких улиц в Моздоке в то время. Большинство других улиц, особенно в центре Моздока, были построены давным-давно и, казалось, больше предназначались для проезда двух ослов, движущихся навстречу друг другу. Смотрю я на эту улицу, заросшую бурьяном от дороги до самых домов, и думаю: «И эта улица называется Садовой, ей же надо дать название «Бурьянная!».
Приехав в горком, я пригласил коммунальщиков и велел своему шоферу Володе провезти их по всей Садовой улице и доставить назад ко мне. Разговор по их возвращении был следующим:
- Вам не стыдно так содержать город? Добейтесь, чтобы к осени эта улица была садом! Высаживайте садовые деревья. В Моздоке хорошо растет орех, есть много декоративных деревьев. Можно привлечь самих жильцов, чтобы каждый из них возле своего дома высадил 2-3 дерева. Пусть высаживают что угодно: абрикосы, вишни, черешни.
Уже через год сами жильцы превратили эту улицу в Садовую. В дальнейшем я дал указание горсовету разрешить жителям Моздока высаживать у своих домов деревья по их усмотрению.
Детские ясли в конфискованном доме
Заслуживает внимания еще один эпизод из жизни Моздока. В 1962 году в горком поступил указ Президиума Верховного Совета РСФСР «О безвозмездном изъятии домов, дач и других строений, возведенных или приобретенных гражданами на нетрудовые доходы».
Долго я не приступал к этому очень сложному делу. Прежде чем изъять, надо было доказать, что имущество нажито незаконным путем. Из обкома партии меня торопили: «Делай же что-нибудь!».
Я собрал узкий круг руководителей. Долго обсуждали, кто из Моздока живет не по средствам. Наметилось 3 кандидатуры:
Остановились на Иноземцеве. Надо было создать комиссию, чтобы собрать доказательную базу для передачи в суд. Окончательное решение было за судом. Присутствовали на том узком совещании председатель горсовета, прокурор, судья, секретари горкома Салтыкова, Еланский и уполномоченный КГБ Скибин.
На второй день Скибин мне доложил, что произошла утечка информации, и Иноземцеву стало известно о решении завести против него дело. Автомашину «Победа» он уже куда-то угнал.
Начал я подбирать председателя комиссии, а потом уже членов комиссии. Никто не соглашался, уж очень сложное дело. Наконец уговорил главного бухгалтера Теркумводстроя. Он долго упирался и сказал, что ничего у нас из этого не получится. Но все-таки комиссия начала работать.
Когда принесли план дома Иноземцева, у меня сразу возникла мысль: если дом будет изъят – сделаем в нем детсад или ясли на 25 мест. Детских садов в городе не хватало. Через месяц председатель комиссии принес мне толстую папку расследования, положил на стол и рассказал, чего ему стоило это расследование:
- На меня в прокуратуру пришла анонимка, что я незаконно получаю пенсию по инвалидности. Прокурор направил эту анонимку главврачу с резолюцией «рассмотреть». Так как переаттестацию я проходил недавно, главврач расценил это как недоверие к городской медицинской комиссии и направил меня на переосвидетельствование в Орджоникидзе…
В Орджоникидзе его мучили всевозможными осмотрами и, наконец, подтвердили инвалидность. Еще он рассказал, что живет на одной лестничной клетке в теркумовских домах вместе с прокурором Гаранжой и видел неоднократно, как к тому еще до этих дел приходил Иноземцев со свертками, вероятно, с мясом. Иноземцев занимался заготовкой скота в основном в Ставропольском крае, в Бурунах и окрестных селах.
Я его спросил: «Что же Вы сразу ко мне не пришли?». Он ответил, что решил сначала подтвердить законность своей инвалидности.
Я позвал к себе Скибина и поручил ему найти анонимщика. По почерку нашли. Оказалось, что эту анонимку написали или сын, или дочь Иноземцева (школьники).
Я вызвал к себе прокурора Гаранжу. Говорил с ним очень жестко. Показал ему анонимку и заключение экспертизы по почерку. Решил снять его с работы. Решение бюро горкома партии в то время являлось основанием освобождения от работы так называемых «номенклатурных работников». Прокурор республики уговорил меня оставить его, сказав, что провел с ним беседу, тот все осознал. Кроме того, у него была астма.
Собрал я опять узкий круг руководителей по вопросу изъятия дома у Иноземцева. Некоторые высказывались забрать все имущество и посадить его в тюрьму. Однако об Иноземцеве у меня были другие сведения, и я знал, сколько мяса он поставляет на Моздокский рынок. Сегодня его бы называли успешным предпринимателем. Помню, как однажды пришел ко мне заместитель директора мясокомбината Белоконь и спросил:
- Можно ли брать скот на забой у частных лиц?
- Если это мясо идет на рынок Моздока, то это обязательно надо делать, - ответил я.
В то время половина жителей Моздока, в том числе и я, покупали мясо на рынке. В магазины давали такие малые лимиты на поставку мяса, что торговцы его сразу расхватывали, и до прилавков магазинов оно не доходило. Поэтому, когда кто-то сказал на совещании: «Давайте его посадим», а такая статья была предусмотрена Уголовным кодексом, я воспротивился этому и внес предложение:
- Дом изъять, а ему дать в новом многоэтажном доме квартиру исходя из нормативов по количеству человек в семье. После реконструкции дома сделать там детский садик или ясли (что потом и сделали; не знаю, работает ли он сейчас). Машину не отбирать, она нужна ему для того, чтобы он продолжал работу по заготовке скота и обеспечивал Моздокский рынок мясом.
Суд состоялся, было принято решение изъять дом - и все.
На этом совещании я также поручил председателю горсовета Шевченко принять меры по улучшению работы потребкооперации в Моздоке, уделив особое внимание вопросам заготовки скота и обеспечения рынка мясом. Хочу сказать, что в мою бытность в Моздоке на рынке всегда было мясо, хотя оно и было дороже, чем в магазине, в 1,5-2 раза.
Жалею, что отказался от завода по производству гвоздей
До последних дней своей работы в Моздоке я пробивал строительство станкостроительного завода, который очень был нужен городу для создания рабочих мест. Передовыми в то время считались станки с числовым программным управлением. Однако я понимал, что такой вопрос в республике Осетия мне не решить.
Однажды я поехал в Москву на совещание первых секретарей горкомов партии. Вместе со мной на совещание отправился секретарь обкома партии Дзестелов. Впервые я там увидел воочию Буденного. Он беседовал в перерыве с Е.А. Фурцевой, министром культуры. Я с Дзестеловым стоял недалеко от них и сказал ему:
- Сейчас я подойду к Фурцевой и попрошу, чтобы она меня приняла в министерстве по вопросу строительства Дворца культуры, на который Вы в республике даете мизерные деньги. Такими темпами мы будем строить этот Дворец еще 5 лет».
Сначала он согласился, но, как только я двинулся к ней, схватил меня за руку и сказал:
- Ничем она тебе не поможет. Только позвонит Кабалоеву и будет ему давать поручения как член бюро ЦК КПСС. За это тебя Кабалоев по головке не погладит. Дадим мы тебе в следующем году деньги на окончание строительства этого Дворца!
Надо сказать, что свое обещание он сдержал, деньги в достаточном объеме были выделены, и Дворец был построен.
После совещания я времени не терял и пошел договариваться в Министерство машиностроения о строительстве станкостроительного завода в Моздоке. В Управлении капитального строительства мне сказали, что в министерстве наметили строительство такого завода, однако не выбрали площадку, где его строить.
Я им стал доказывать, что размещение завода в Моздоке будет отвечать всем техническим требованиям: «У нас есть железная дорога, есть техникум, который можно преобразовать в индустриальный и там готовить специалистов по станкостроению. Нам этот завод крайне необходим, так как в Моздоке подрастает молодежь, у которой перспектив в работе нет».
Мне обещали этот вопрос решить положительно. Мы решили держать связь и обменялись телефонами. Секретарю обкома Дзестелову я тогда ничего не сказал. Боялся, как бы он не помешал мне осуществить это строительство. Вернувшись в Моздок, я рассказал о своем походе в министерство председателю горсовета Шевченко. Просил его об этом не распространяться до тех пор, пока не прояснятся результаты моих переговоров в Москве.
Вскоре после приезда в Моздок меня вызвал к себе Дзестелов и сказал: «Ты вроде бы обижаешься на нас, что мы не даем развиваться Моздоку в промышленном отношении. Так вот, посоветовавшись на бюро обкома, мы решили предложить вам построить в Моздоке завод по производству гвоздей. Через неделю дайте ответ».
Завод мог дать городу примерно 350 рабочих мест, и я был настроен на его строительство. Позвал к себе Шевченко на совет, и вдруг неожиданно для меня тот начал возражать, что это, мол, грязное производство, что штамповочные станки будут грохотать на весь Моздок.
- Так его можно поставить за гардинной фабрикой, - сказал я.
- Ты добивайся строительства станкостроительного завода, - говорил он.
- Так тот завод - журавль в небе, а завод по производству гвоздей - синица в руках, - отвечал я.
В чем-то он был прав. Конечно, станкостроительный завод – это была и моя мечта. Поэтому от строительства завода по производству гвоздей я тогда отказался.
Вскоре, через год, Хрущева сбросили с пьедестала, началась реорганизация партийных органов. Я ушел на другую работу, и вопрос о строительстве станкостроительного завода отпал сам собой. Уходя, я пожалел, что отказался от завода по производству гвоздей, ведь последнее слово тогда было за мной. Был бы сейчас в Моздоке такой завод, и никакой кризис не коснулся бы его, так как гвозди для строительства нужны всегда.
Часть четвертая.
МОЯ ПОСЛЕДУЮЩАЯ РАБОТА ПОСЛЕ МОЗДОКА
Из Моздока – в Нальчик
В связи с реорганизацией партийных органов, а также из-за натянутых отношений с первым секретарем Северо-Осетинского обкома партии Б.Е. Кабалоевым, которому я в свое время отказал в вопросе выделения 60 квартир в распоряжение республики для переселения из Назрани осетинских семей, я решил «порвать» со всеми партийными делами.
Я считал, что не утратил свои инженерные способности, и мне было интереснее продолжать свою дальнейшую деятельность в области строительства. Я поехал в Нальчик, переговорил с секретарем Кабардино-Балкарского обкома партии по строительству Хубаевым, и он предложил мне должность главного инженера строительного треста. Я согласился.
Когда я вернулся в Моздок, мне позвонил заведующий орготделом обкома партии Северной Осетии Беляев:
- Что ты не едешь к нам по поводу твоей будущей работы? Кабалоев тебя ждет.
- Передайте Кабалоеву, что я с ним больше работать не хочу и не буду, - ответил я.
- Так что с тобой делать?
- Увольняйте по собственному желанию.
Я позвонил Хубаеву, и тот сказал, что мне назначена встреча с первым секретарем Кабардино-Балкарского обкома партии Мальбаховым.
В назначенный день я приехал в Нальчик на встречу. Судя по тому, что минут 30 я ждал в приемной, стало понятно, что Мальбахов разговаривал с Кабалоевым в отношении меня. Позже я узнал, что они вместе работали в обкоме комсомола Кабарды и у них были дружеские отношения.
Хубаев вышел от Мальбахова с выражением лица, ничего хорошего не предвещавшего для меня. Я сразу задал вопрос:
- Что, Мальбахов разговаривал с Кабалоевым обо мне?
- Да, - ответил он.
- Я Вам ранее говорил, что у меня с Кабалоевым не сложились нормальные отношения.
- Оказывается, у Вас выговор с занесением в личное дело?
- Так я Вам об этом уже говорил.
- Вот что, - сказал он, - как инженера-строителя он Вас характеризовал хорошо. Поэтому мы решили поручить Вам строительство курортов в Кабардино-Балкарии в должности главного инженера управления строительства.
Я согласился. Квартира в Нальчике и зарплата меня устраивали. Я написал письмо Кабалоеву с вопросом: «Вы что, так и будете меня преследовать? Вы же знаете, что выговор я получил ни за что. Тем более с этим вопросом я предварительно обращался к Вам».
Через несколько дней мне позвонили из обкома партии Северной Осетии и сказали, что они решили выговор в учетную карточку не записывать и пришлют ее мне в чистом виде.
Так я приступил к строительству курортов. На одном из объектов при сдаче курортного зала в центре Долинска я встретился с Мальбаховым. Начальник курорта представил меня как основного строителя объекта. Мальбахов сказал:
- Это Вы тот самый Нечаев, который приехал к нам из Северной Осетии?
- Из Моздока, - уточнил я. - Представляю, какую характеристику на меня Вам дал Кабалоев.
Мальбахов взял меня за плечо:
- Молодец, хороший, красивый зал построил. Вас что-нибудь не устраивает?
- Пока все устраивает, - ответил я.
Вместо Сирии – в Монголию
Примерно через год мне предложили поехать в Сирию, в г. Алеппо, строить металлургический комбинат в качестве главного инженера строительства. Начальник – сириец, окончивший у нас институт. Я согласился и приехал по вызову в Москву, в Минстрой СССР. Заполняю все бумаги. Говорили, что оформление может длиться 2-3 месяца и, так как объект очень серьезный, на это место рассматривается несколько кандидатур. Это меня смутило.
Я решил зайти в Минводхоз РСФСР к заместителю министра А.Н. Зимину. Однажды, когда я был первым секретарем Моздокского горкома партии, он заходил ко мне по вопросу реконструкции ремонтного завода. Тогда он мне сказал:
- Долго Вы еще будете здесь сидеть? Когда освободитесь, мы Вас, «беглеца», примем в свое лоно.
Захожу к нему, он смотрит на меня:
- О, Вы к нам насовсем? Вас выгнали с партийной работы?
- Нет, произошла реорганизация партийных органов.
- Так у нас есть предложение. Думаю, Вы подойдете. Советником министра в МНР, руководителем советских специалистов, работающих от нашего министерства. Поедете?
- Можно поговорить с женой? Я так понимаю, ехать надо с семьей. Дети на следующие год пойдут в школу.
- Так в Монголии работают 10 тысяч наших специалистов и есть три советские школы.
Так я оказался в Монголии - в роли Советника министра водного хозяйства МНР и руководителя советских специалистов. Контракт был на 2 года.
Монголия – высокогорная страна, достаточно большая по площади, где в основном занимаются отгонным животноводством. На юге половину территории занимает пустыня Гоби. Остальная площадь – лесостепь. Велика территория горных пастбищ, но там нет воды.
Наша основная задача состояла в обеспечении пастбищ водой для увеличения поголовья скота с 25 до 50 миллионов голов. Нужно это было для наращивания поставок мяса в Советский Союз в счет погашения кредитов, выданных Монголии на обводнение пастбищ.
Для этого бурили скважины, копали шахтные колодцы, спроектировали специальные насосы подачи воды при помощи конной тяги. Кроме того, строили плотины для орошения площадей под выращивание овощных культур возле столицы МНР - Улан-Батора.
Управляли всей этой производственной деятельностью советские специалисты. Их было 320 человек. Вся инженерная служба – наша, рабочие - монголы. При Министерстве водного хозяйства МНР был создан проектный институт, наполовину укомплектованный нашими высококвалифицированными специалистами.
В монгольском министерстве у меня был небольшой аппарат работников из числа советских специалистов. У нас была налажена связь с нашими специалистами, работающими в строительных организациях в аймаках (административные единицы в Монголии). Так что я знал положение дел в строительстве лучше, чем министр водного хозяйства МНР, и через своих специалистов управлял производством.
Когда министр шел докладывать главе Монголии - генеральному секретарю Монгольской Народно-Революционной партии Ю. Цеденбалу о делах в водном хозяйстве, я ему всегда готовил справку о ходе производства.
Мне пришлось облететь и объездить всю страну - то с министром, то одному с переводчиком-монголом. Переводчик часто отсутствовал: или сам болел, или брал больничный по болезни детей. Это мешало в работе, поэтому я самостоятельно выучил монгольский язык и уже через год мог на нем общаться.
В целом в Монголии работали около 10 тыс. советских специалистов, в основном строителей. Надо сказать, что советские специалисты в те годы сильно преобразили Улан-Батор. Однако по окраинам его оставались юрты - основное жилье монголов.
Дети советских специалистов, в том числе и мои, учились в советских школах.
В Улан-Баторе в связи с большим количеством коммунистов был образован партком на правах бюро обкома партии. Через 2 или 3 месяца меня ввели в его состав. Это дало мне возможность по «вертушке» (особый правительственный телефон) связываться со своим министром К.С. Корневым. На просьбы, касающиеся выполнения контракта, он всегда реагировал незамедлительно, давая соответствующие поручения своему заместителю, который вел загранработу.
Так я проработал в Монголии 2 года. К концу моего контракта по приглашению монгольской стороны в МНР приехал министр К.С. Корнев. Монголы устроили прием по случаю его приезда.
На приеме был длинный стол. С одной стороны стола сидели монголы во главе со своим министром, с другой – мы со своим министром.
Монгольский министр Дэмбэрэл произносит тост: «За монголо-советскую дружбу!». Все выпили, в том числе и наш министр. Я пригубил и отставил свою рюмку в сторону. Увидев это, Корнев толкает меня в бок и говорит:
- Вы что не выпили за монголо-советскую дружбу? Что подумают монголы?
- Не могу, я не употребляю алкоголь на протяжении всей своей жизни. Мне становится от него плохо, - отвечаю ему так, чтобы не слышали монголы.
Дэмбэрэл, видя, что Корнев мне что-то нашептывает на ухо, спрашивает меня на монгольском языке:
- Чего от тебя хочет министр? Чем он недоволен?
Я ему отвечаю тоже на монгольском, что министр недоволен тем, что я не выпил за монголо-советскую дружбу. Посмотрев на меня удивленно, Корнев спрашивает:
- Так Вы знаете монгольский язык?
- В каждом монгольском министерстве есть советские советники министров, - ответил за меня Дэмбэрэл. - И только мой советник знает монгольский язык, и мы его за это уважаем. А то, что он не пьет архи (монгольская водка), так это мы знаем. Он у меня в гостях в семье бывает, а я - у него. Мы на него не обижаемся. И еще я хотел бы Вас, Константин Сергеевич, попросить, чтобы Анатолий Трофимович остался на третий год. В других министерствах советники работают по 5 лет.
– Хорошо, мы этот вопрос рассмотрим.
- Нет, Вы мне сейчас скажите: да или нет? - не унимался Дэмбэрэл.
- Хорошо, мы учтем Вашу просьбу.
Ознакомившись с делами в Монголии, Корнев побывал со мной у посла СССР в МНР. Перед отлетом отозвал меня в сторону и сказал:
- Вы неплохо организовали систему нашей помощи монголам и выполнение контрактных обязательств. Однако я решил забрать Вас в министерство. Мне срочно нужен начальник главного управления капитального строительства министерства. Система, которую Вы здесь организовали, будет работать и с другим советником. Мы его быстро подберем или возложим обязанности на одного из Ваших заместителей. Так что готовьтесь к отъезду.
- До окончания моего контракта осталось 2 месяца,- ответил я. - Это может быть расценено как невыполнение контракта с нашей стороны. Кроме того, мои дети учатся в школе, их учебу придется прерывать в середине учебного года.
- Хорошо, дорабатывайте свой контракт - и в Москву.
Через 2 месяца приехала мне замена. Дэмбэрэл возмущался: «Ведь он мне обещал оставить Вас».
Он пытался связаться с Корневым по телефону, но тот всегда отсутствовал. Так ему отвечали помощники министра или секретари. После нескольких попыток Дэмбэрэл понял, что говорить на тему моего дальнейшего пребывания в Монголии министр не хочет. Я вернулся в Советский Союз.
Следующий этап: Москва, Минводхоз
Итак, в 1968 году я стал работать в Москве в должности начальника Главного управления капитального строительства Минводхоза РСФСР.
На мне «лежали» более 3 миллиардов рублей, которые я должен был распределять по областям. Мне нужно было определять объекты строительства, следить за ходом их возведения и незавершенным производством. Такие материалы я готовил, докладывал министру. Все это утверждалось на коллегии министерства, потом - в Госплане РСФСР, Совете министров РСФСР, и только после этого капиталовложения шли в области.
Однажды ко мне в министерство пришел председатель Моздокского горсовета Михаил Исаков, которого я хорошо знал. Он сказал, что Н.Р. Беляков поручил ему зайти ко мне в министерство и попросить помочь Моздоку в строительстве детского сада, т.е. выделить на это капитальные вложения. Кажется, детский сад был на 100 мест.
Конечно, из трех миллиардов рублей, которыми я оперировал в министерстве, выделить на строительство 200-300 тыс. рублей – это немного, но незаконно. Мы занимались строительством водохозяйственных объектов, а строительство объектов соцкультбыта было делом местных властей.
Я понимал, что Моздок не сможет построить детский сад, ожидая подачек из республики, и выделил эти деньги. Добавил денег и на жилье, привязав все это к организациям Минводхоза РСФСР, расположенным в Моздоке.
Об этом стало известно министру Корневу, и я получил за это серьезное внушение. А Моздок получил детский сад. Позже я узнал, что этот детский сад назвали «Родничок» и построили где-то в центре города.
Изучение английского языка
Однажды ко мне пришел начальник управления кадров и сказал, что из отдела внешних экономических связей ЦК КПСС пришло письмо-поручение: дать на рассмотрение 3 кандидатуры не старше 50 лет в резерв для работы в ООН на какую-то высокую должность. Рассматривать их будет секретарь ЦК КПСС Суслов.
Министру принесли две кандидатуры, оба - заместители министра. Сказали, что по возрасту никто больше не подходит. Тогда Корнев взял ручку и третьей кандидатурой вписал мою фамилию. Через 2 недели из ЦК КПСС пришло письмо, что из представленных кандидатур отобран Нечаев А.Т., которого следует направить на курсы изучения английского языка при ЦК КПСС.
Мне было предложено 2 варианта обучения - с отрывом и без отрыва от производства. Я выбрал вариант без отрыва от производства. За мной закрепили отдельного преподавателя, которому было поручено в кратчайшие сроки обучить меня общению на английском языке.
Кабинет, где я занимался, был напичкан всевозможным японским оборудованием. Каждый вечер, устав после работы, я сидел в наушниках и как попугай повторял слова за преподавателем. При этом нужно было не только их повторять, но и запоминать. Не ладилось и с произношением. В метро я ехал, заучивая новые слова, и задавал себе вопрос: «Зачем мне все это?».
Так я бегал на эти курсы 3,5 месяца, пока не произошел один случай. Однажды в конце рабочего дня к Корневу приехал какой-то первый секретарь обкома партии, и я срочно потребовался. По прямому телефону с министром я не отвечал, и Корнев послал секретаршу меня найти. Ей сказали, что я на курсах по изучению английского языка. Корнев вызвал начальника управления кадров:
- Где Нечаев? И что это за курсы? Кто это все придумал?
- Придумали Вы, - отвечает тот и показывает ему черновик с его надписью.
На второй день Корнев вызывает меня вместе с начальником управления кадров и говорит:
- Все это надо прекратить. Вы сидите на горячем месте. Вам нельзя отвлекаться на какие-то курсы.
- Чтобы это прекратить, Вам надо звонить Суслову, - сказал начальник управления кадров. - Вы же сами подписали письмо с кандидатами в резерв ООН.
- Сделайте так, чтобы все было без моих звонков, - сказал министр.
Преподавателю я не стал говорить о сложившихся обстоятельствах. На второй день просто не пошел на занятия. На ее звонок мой секретарь ответила, что я в командировке. Хотя я привык все доводить до конца, но в тот раз не получилось.
Хотя мое обучение на курсах прервалось, оно позволило мне довольно сносно говорить на английском языке на бытовые темы. Преподаватель сказала, что мой словарный запас составлял около 1500 слов.
Как простые американцы воспринимали Россию
В последующем мне приходилось разговаривать на английском, и вроде неплохо получалось. Моя младшая дочь по образованию - экономист-кибернетик, свободно говорит на английском языке. В ельцинский период она работала в международной фирме в Москве. Среди ее коллег был один американский консультант моего возраста. В то время я уже был на пенсии. Он тоже был на пенсии, а раньше занимал высокие должности в крупных американских компаниях и был высококвалифицированным специалистом в финансовой сфере.
Однажды дочь пригласила его и меня в гости к себе домой, где мы познакомились и у нас состоялся разговор. Вначале мы с ним говорили «ни о чем». Постепенно разговор перешел в политическую плоскость. Если у меня возникали затруднения с языком, я звал на помощь дочь.
Еще в 1967 году исполнилось 100 лет, как мы продали Аляску. Я его спрашиваю:
- Когда вы вернете нам Аляску? По договору мы вам ее дали на 100 лет. Сто лет давно прошло.
- Америка Аляску России никогда не отдаст, потому что мы ее купили у России навсегда. Кстати, я рыбак-любитель и собираюсь после возвращения из Москвы на рыбалку на Аляску. Приглашаю тебя составить мне компанию.
- У меня нет таких денег и здоровья, чтобы принять твое предложение.
- O, money is not problem. Деньги – это не проблема.
Заговорили о Карибском кризисе.
- Мы, - говорит он, - думали тогда, что война неизбежна, и знали, что если она начнется, то будет с применением атомного оружия. Знали, что русские ракеты с атомными зарядами стоят на Кубе, и что эта война будет на истребление. Я, как и многие другие, сделал у себя на земельном участке бомбоубежище для своей семьи.
- Ну и сколько бы ты просидел в своем убежище? Месяц, два, но ведь потом все равно пришлось бы вылезать из него. Куда бы ты вылез - в зараженную радиоактивную пустоту?
- Ты прав, войны между Америкой и Россией не должно быть! Планета Земля погибнет. Тогда положение спас Кеннеди. Это был умница. Когда мы посмотрели, как на Ассамблее ООН ваш Хрущев колотил по столу своим ботинком, то он нам казался каким-то невменяемым. Такой человек запросто мог развязать войну.
Следующий вопрос:
- Вот ты - видный финансист в Америке. Скажи, в чем причина медленного развития экономики России?
- В советское время у вас была замкнутая система развития экономики, так сказать, «зацентрализованная», не было конкуренции в производстве той или другой продукции, не было свободного рынка, который регулировал бы производство того или иного товара. А сейчас, по-моему, у вас вообще нет никакой системы в развитии экономики России. Капитал разворовывается, преимущественно оседает в банках Америки, и мы знаем, чьи это деньги. Все они принадлежат людям из властных структур.
Я ему сказал, что, если убрать доллар из оборота во всем мире, Америка захлебнется:
- Представьте себе, что весь мир захочет купить у вас золото. Таких запасов у Америки нет. Да и другими товарами вы не сможете рассчитаться.
- Да, - сказал он, - Америка живет в долг, но у нас очень мощная экономика, поэтому доллар доминирует на мировом рынке и с рынка не уйдет.
Разговор шел в мирном русле, в дружеской обстановке. Напоследок я спросил, кто он по национальности. Он ответил, что в Америке такого понятия, как национальность, нет. Американец - и все. Его предки прибыли в Америку из Ирландии. В заключение он пригласил меня к себе в гости в Америку, после чего мы расстались.
Так закончилась моя встреча с довольно умным американцем.
Я сделал это небольшое отступление от основной темы, чтобы показать, как рядовые американцы относились к Карибскому кризису. Как это было в Моздоке и какое состояние было в военном городке, я уже рассказывал. Хотя в то время это и было под строгим секретом, но жены знали, куда провожают своих мужей, возможно, в последний раз.
Второй раз - в Монголию. И здесь - моздокчане
…Проработал я в Минводхозе РСФСР два года. Однажды министр вызвал меня к себе и предложил мне снова ехать в Монголию:
- В Монголии сложилась какая-то сложная и непонятная обстановка в водохозяйственном строительстве. Министерство водного хозяйства Монголии упразднили. Все водохозяйственные дела передали Минсельхозу. Бывший министр водного хозяйства назначен заместителем министерства сельского хозяйства. Поголовье скота не растет, как мы рассчитывали и, следовательно, поставки мяса из Монголии в СССР тоже не увеличиваются.
- Поедешь представителем министерства, - продолжал он, - и будешь работать при посольстве СССР в МНР. Ты знаешь монголов-водников, знаешь бывшего министра водного хозяйства МНР, знаешь язык. Попробуй разобраться в обстановке и дай мне подробную информацию.
Не буду рассказывать о работе в Монголии в тот период, остановлюсь лишь на том, что и там Моздок напомнил о себе. Однажды приходит ко мне водитель Пётр из Моздока, по фамилии Машура. Спрашивает:
- Анатолий Трофимович, Вы меня помните? Я в Моздоке был личным водителем у главного инженера Теркумводстроя Конькова и часто приезжал с ним к Вам на строительство плотины. Сейчас я работаю на буровой установке возле Улан-Батора. Подумал, наверняка у Вас есть персональная машина. Не возьмете ли меня к себе водителем?
Я взял его к себе на работу и заодно решил вопрос с его квартирой в Улан-Баторе. Когда у него закончился контракт, появился другой моздокчанин, Ейбогов Николай, работавший ранее в Теркумводстрое. Он тоже работал на буровой установке в Монголии. Я и его взял к себе водителем.
Через некоторое время появился третий моздокчанин, Ягияев Анатолий. Фамилия знакомая, спрашиваю:
- Это не твой отец работал на перевалочной Малгобекской базе?
- Да, мой.
- Зачем приехал в Монголию?
- Хочу купить автомобиль «Волга». В Моздоке его не купишь. Я уже здесь 2 года. Денег накопил, но желающих купить «Волгу» в Монголии больше выделенных лимитов. Помогите мне!
А потом появился еще один моздокчанин, Бузаджи Александр, тоже с просьбой о машине.
«Да сколько же вас здесь, моздокчан?» - думал я. Чувствовал себя как бы полпредом от Моздока. Всем тогда помог.
Новое назначение по возвращении из Монголии
Через два года я вернулся из Монголии в Москву. В Минводхозе сказали: «Иди в ЦК КПСС, там тебя ждут».
В ЦК КПСС меня ждал инструктор В.П. Логинов, с которым я раньше работал в министерстве.
- По решению ЦК КПСС и Совета Министров СССР создана новая организация - Главнечерноземводстрой на правах союзного министерства, - сказал он. - Ты не только специалист, инженер-гидротехник, но еще и, работая первым секретарем горкома, занимался подбором и расстановкой руководящих кадров. Вот иди, подбирай и расставляй руководящие кадры в водохозяйственных организациях Главнечерноземводстроя.
Так я приступил к работе в новой должности. Аппарат Главнечерноземводстроя составлял 600 человек. В сферу деятельности Главка входили 29 областей Центральной России. Там я проработал 14 лет.
Мой последний приезд в Монголию
В конце 80-х годов мне снова предложили ехать в Монголию руководителем представительства Министерства внешних экономических связей СССР. Так я оказался в Монголии в третий раз.
В мои функции входило: заключать контракты между СССР и МНР на строительство объектов в Монголии, следить за ходом строительства этих объектов и сдавать их в эксплуатацию монгольской стороне, а также заключать контракты на поставку оборудования из СССР.
Несмотря на то, что со времени моей последней поездки в Монголию прошло 14 лет, знание монгольского языка я восстановил в течение 2-3 месяцев. Это помогало в переговорах при заключении контрактов.
Монголы хорошо говорили по-русски, так как практически все они учились в советских вузах. Наши переговоры в основном шли на русском языке, но иногда, когда монголы хотели обсудить некоторые детали в своем «узком кругу», они переговаривались между собой на монгольском языке. Я же все их разговоры понимал.
Однажды был такой случай. На переговорах по заключению контракта по поставкам оборудования я услышал, как заместитель министра внешних экономических связей Монголии сказал по-монгольски своим подчиненным, что мы их обманываем. Я не выдержал и тоже на монгольском языке спросил его: «В чем мы вас обманываем?».
Сначала он опешил, а потом при мне стал ругать своих подчиненных – почему его не предупредили, что я знаю их язык. После этого случая для своих внутренних совещаний монгольская сторона уже брала перерыв и уходила в другую комнату. Таким образом я «рассекретился», получив за это впоследствии упрек от нашего посла в Монголии.
Однажды в 1989 г. я полетел в один из небольших городов Монголии, который состоял из 10-15 пятиэтажных домов, где жили советские специалисты, работавшие на горно-обогатительном комбинате по переработке медной руды. Город назывался Эрдэнэт, в переводе с монгольского – «драгоценный». Название города себя оправдывало, потому что добываемая там руда по своей концентрации меди уступала в мире только чилийским рудникам.
Я узнал, что как раз перед моим приездом оттуда уехал Б.Е. Кабалоев, работавший в Эрдэнэте консулом. Тогда я подумал, что Кабалоев, видимо, попал в какую-то опалу, раз перед пенсией его загнали в такое захолустье. Могли бы назначить его тем же консулом в Улан-Баторе.
Вернулся домой в другую страну
Вернулся я из Монголии через 2,5 года. Страна менялась на глазах. Союз стал распадаться. Минводхоз ликвидировали, передали его функции в Министерство сельского хозяйства.
Я вышел на пенсию одновременно с женой и окунулся в новую жизнь. Москву было не узнать. Продовольственные магазины были пусты. Везде выстраивались длинные очереди. В этих очередях приходилось выстаивать и мне вместе с семьей. Пенсию мне назначили около 50 долларов. Прожить на нее, конечно, было сложно.
- Вот тебе и построили коммунизм! - думал я тогда.
В то время москвичи на своих дачах стали активно «огородничать», а также разводить кур, уток, кроликов и прочую живность. Нам с женой тоже пришлось этим заниматься. С весны до осени мы работали на даче, которую я построил собственными руками еще в 1968 году.
Хотя магазины были пусты, но на расплодившихся повсюду «блошиных» рынках можно было достать все. Страна входила в рыночную экономику через «базарную». На птичьем рынке я купил десяток цыплят и полтора десятка утят. Уток я выпустил в небольшой пруд, расположенный рядом с дачей. Также я развел пчел, купив 4 улья. Это помогло нам в то время обеспечить семью продуктами.
Сегодня мое хобби – пчелы. На дачной пасеке я до сих пор держу 4 улья, которые обеспечивают всю семью медом. Мы с женой чувствуем себя по «возрасту». Прожили с ней вместе уже более 60 лет. Наша старшая дочь по профессии - врач, младшая - экономист-кибернетик, внук - инженер-механик.
В Моздок я больше не ездок!
Последний раз в Моздоке мне пришлось побывать лет 15 назад. В то время я приехал продать родительский дом, который достался мне и брату в наследство.
Меня любезно принял глава администрации города Г.В. Адамов. Мы проехали с ним по городу. Я спросил, что нового построили в Моздоке. Он показал 9-этажный дом на ул. Юбилейной.
Зная город, я понял, что дом построен вблизи очистных сооружений. Видимо, мощность городской канализации не позволила построить этот, с виду красивый, дом в центре города. Наверное, запах очистных сооружений при северо-западном ветре доносится до жильцов этого дома. Думаю, что можно было бы решить этот вопрос по-другому, построив дополнительно перекачивающую станцию для увеличения пропускной способности канализации.
На родительский дом быстро нашелся покупатель из Ингушетии - лезгин по национальности. Однако, как оказалось, на продажу дома надо было получить разрешение какой-то комиссии. Так как я не был уверен, что эта комиссия даст разрешение на продажу дома покупателю из Ингушетии, я обратился с этим вопросом к руководителю администрации района В.С. Паринову.
Он хорошо меня встретил, вспомнил, что моя жена была его учительницей, и даже написал ей записку, что ученики Луковской школы, где он учился, ее помнят и желают доброго здоровья и т.д. Он подтвердил, что перед продажей дома надо пройти комиссию, которая дает «добро» на продажу.
К нашему разговору подключился и его помощник М.Ю. Бакшиев, который раньше работал у меня прорабом, когда я был начальником СМУ. Они обещали, что вопрос будет решен положительно.
Мы с братом приехали на заседание комиссии первыми и у дверей какой-то развалюхи, которую я в свое время почему-то не снес с лица города, простояли около часа.
Рассмотрение вопроса купли-продажи дома было недолгим. Решение было - отказать. Мотивировали тем, что покупатель проживал в Ингушетии. В ответ на отказ я стал ссылаться на Конституцию, где в одной из статей говорится, что любой гражданин России может проживать там, где он считает нужным, а этот лезгин является гражданином России. Секретарша, всех перебивая, в грубой форме сказала: «Да что с ним разговаривать. Нет - значит, нет!».
Выйдя из этой хибары, я сказал брату: «В Моздок я больше не ездок!». Сидеть и ждать следующего покупателя у меня не было возможности, и я, оставив доверенность на продажу дома, улетел в Москву.
После этого в Моздок я больше не приезжал.
Вера в светлое будущее
Судьба распорядилась так, что мне пришлось по долгу службы в Моздоке быть коммунистом №1. Верил ли я в построение коммунизма? Этот вопрос сродни тому, который я задавал в свое время попу: верит ли он сам в Бога? От такого вопроса не буду уходить, как это сделал служитель церкви.
Поначалу я верил в коммунизм. С детства был зомбирован на его идеях, как и вся молодежь. Пропаганда в Советском Союзе была запредельная. Представьте себе мальчонку - лохматого, полуголодного, который, вытирая рукавом сопли, каждый день на школьной линейке бубнил себе под нос: «Нас вырастил Сталин на верность народу, на труд и на подвиги нас вдохновил». Представьте себе, что этим мальчиком в деревне был я, и таких было много.
С пионерского возраста мы повторяли: «Будь готов!», «Всегда готов!». Спрашивается: к чему готов? Об этом никто не задумывался. «Партия сказала: «Надо!». Комсомол ответил: «Есть!».
Говорят, что самую мощную пропаганду организовал Геббельс в Германии. Он уверял, что немецкая раса – арийцы – это сверхчеловеки. Из хроники тех лет видно, как толпы людей с горящими глазами кричат: «Хайль Гитлер!». У нас пропаганда была не хуже: «Да здравствует товарищ Сталин!», «Слава великому Сталину!», «Товарищу Сталину - ура!».
Долгое время родители мне не рассказывали, что случилось с моим дедом, хотя я и приставал к ним с вопросами. Мой отец вообще не хотел об этом ни вспоминать, ни говорить. Отвечал, что дед погиб при неизвестных обстоятельствах. Ни разу после 1937 г. отец не побывал у себя на родине, где вырос и где остались его сестры. Для него это было тяжелое воспоминание. Узнал я правду от отца уже много лет спустя.
Как уже говорил, я с детства был под влиянием пропаганды. Особенно после того, когда школьная «шантрапа» выдвинула меня секретарем комсомольской организации школы. Даже писал патриотические стихи в школьную газету:
Нас вырастил Сталин на верность народу,
Прямою дорогой идет наш народ!
И нам не страшны эти алчные крики,
Мы знаем свое: «К коммунизму - вперед!».
В школе я всегда ставил эпиграфом к своему сочинению высказывание великого русского демократа Чернышевского о будущем России: «Будущее светло и прекрасно. Любите его, стремитесь к нему, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести».
Всю свою жизнь я работал по Чернышевскому: старался переносить из светлого будущего в настоящее всё, что можно перенести. Считал, что люди живут в настоящем, а не в будущем.
Когда я стал работать первым секретарем горкома партии, моя вера в коммунизм стала пропадать. Когда мне кричали на гардинке: «Это что, наступил коммунизм? Социализм уже построили? Скажите, где можно купить буханку хлеба?» - у меня не было ответов. Такие вопросы я сам себе задавал.
В дальнейшем я окончательно убедился, что при таких методах, которые применялись в нашей стране, построить коммунизм нельзя. Поэтому в последующем я без сожаления ушел с партийной работы.
Невозможно построить коммунизм при отсутствии материальной заинтересованности, на пропаганде, репрессиях, которые практиковались в СССР, особенно в сталинский период. В свое время еще Ленин это понял и говорил, что на одном энтузиазме коммунизм не построить. Для этого нужна личная материальная заинтересованность.
А какая могла быть заинтересованность колхозника в то время? Крестьян задавили окончательно. Я помню, когда на трудодень давали по 200 граммов пшеницы. Это за день работы! Крестьянин жил только за счет своего подсобного хозяйства. Чем отличались существовавшие тогда порядки по отношению к крестьянину от крепостного права? Колхозникам не выдавали паспорта. Выехать за пределы колхоза они могли только по справке, выданной председателем колхоза.
Рабочие также не могли сводить концы с концами и на заработанные деньги кормить свои семьи.
Нельзя построить коммунизм, когда в стране народ подвержен репрессиям. Тюрьмы и лагеря в сталинские годы были переполнены. Людей расстреливали без суда и следствия. Сажали в тюрьму без права переписки, т.е. родственники не могли знать, где их отец, сын, брат, живы или нет. Так было и с моим дедом. Можно ли было при таких условиях построить коммунизм?
Что же такое – коммунизм? Я думаю, что те, кто впервые придумал это слово, тоже этого не знали. Слово «коммунизм» произошло от латинского слова «общий», т.е. общим должно быть всё. Всё будет принадлежать всем и никому в отдельности. Так, видимо, трактовали это слово его придумщики. А по-моему, вся эта ересь – такая же сказка, как и Библия.
Скажу несколько слов о церкви. По мнению многих историков, церковь всегда старалась быть ближе к власти, поддерживала царей и крепостничество в России, призывая народ к покорности и смирению. Не без ее помощи крепостное право продержалось в России так долго. И даже во время отмены крепостного права церковь всячески противилась освобождению крестьян. Однако призыв к покорности и смирению не спас царский режим от революции и свержения. Досталось и церкви. В начальный период становления советской власти церкви и церковники нещадно уничтожались.
В советское время церковь действительно была отделена от государства. Сейчас же церковь снова приблизилась к власти. Несмотря на то, что большая часть населения живет в бедности и в трудных условиях, церковь снова поддерживает не народ, а власть, как ранее поддерживала царя-батюшку, и снова призывает народ к смирению.
Патриарх зовет к смирению,
Дескать, рот не разевай,
А не то не попадешь ты
В столь желанный тебе рай.
Власть тоже стала поддерживать церковь, несмотря на то, что многие люди во власти - это бывшие коммунисты-ленинцы, которые в советское время боролись с церковью и были убежденными атеистами. Сегодня они ходят в церковь, крестятся, тем самым зарабатывая голоса избирателей – верующих людей.
Я же как был атеистом, так им и остался. Считал и считаю, что религии всех мастей - это зло для всего мира. Испокон веков войны возникали на религиозной основе. И сегодня идут споры, чья религия древней.
Что скажу я в назиданье -
Все религии долой!
На земле не будет распрей,
Обретет народ покой.
Ленин прав был, убеждая,
Что религия – дурман.
Нет Богов на белом свете -
Это все сплошной обман.
Все религии на свете,
Богомольцы всех мастей
Создают вражду в народах,
Будоража всех людей.
Ну, а что будет с Россией?
Как мне жаль родную Русь,
Хоть я сам в Бога не верю,
За Россию помолюсь.
Это все, что могу сделать
Я на склоне своих лет,
Воевать с жульем в России
У меня уж силы нет.
Переосмысление истории нашей страны
Конечно, сейчас переосмысливаешь историю нашей страны и меняешь своё отношение к тем или иным событиям.
В советское время нас учили, что революция в России – это великое событие, что она была необходима народу для построения коммунизма - единственного справедливого общества, которое приведет к процветанию страны и преодолеет отсталость царской России. Однако на деле революция, а также последующие за ней Гражданская война, голод и репрессии унесли жизни миллионов людей и привели страну к разрухе.
До сих пор историки не могут дать точный ответ о количестве этих жертв. Однако все они сходятся на том, что их были десятки миллионов. Только в Гражданскую войну Россия потеряла от 12 до 15 миллионов. Русские убивали русских, брат убивал брата. За что? Были ли оправданы все эти жертвы ради построения мифического коммунизма?
По новым данным, приводимым сегодня историками, Россия на начало XX века была одной из самых влиятельных держав. В ней проживало около 10% населения мира (сегодня - 2%). В России шло бурное развитие промышленности, науки и культуры. Развивалось местное самоуправление – земство. Была сформирована Дума – первая форма парламентской демократии. Хорошие результаты показала столыпинская реформа, несмотря на жесткость в её проведении.
В России до революции не было таких масштабных политических убийств населения, которые совершались после нее. Некоторыми историками приводятся данные, что за 60 лет до революции (1860 - 1917 гг.) в России было казнено около 4000-6000 человек, притом большую часть из них составляли уголовники, а не политические преступники. Это не идет ни в какое сравнение с количеством убитых в стране людей во время и после революции.
А что произошло в 90-е годы? Снова революция, по сути дела - государственный переворот. Как черт из табакерки появились на арене «великие реформаторы» во главе с Ельциным.
Обещали светлое будущее, но в один момент отняли у народа накопления, устроив гиперинфляцию в 2600%.
Провели приватизацию, в том числе придумали так называемые «залоговые аукционы», при помощи которых природные ресурсы и другие ценности, которые ранее были созданы народом, раздали узкому кругу дельцов, приближенных к власти. В народе это называли «прихватизацией». Все вместе привело к увеличению бедных в стране и сокращению численности населения.
По данным Росстата, численность населения в 2018 году уменьшилась на 93,5 тыс. человек, что стало абсолютным рекордом за последние 10 лет. Даже миграционный прирост населения России не компенсирует его естественную убыль. По мнению демографов и экономистов, основными причинами этой убыли населения являются снижение на протяжении пяти лет подряд доходов населения, а также неуверенность в будущем у молодежи, а не «демографическое эхо» 90-х годов, как это хотят представить власти.
Серьезной проблемой в нашей стране сегодня являются детская беспризорность и безнадзорность, что грозит демографической катастрофой, так как ведет к деградации подрастающего поколения. Большинство воспитанников детских домов сегодня - не сироты, а дети, имеющие родителей.
По данным социологов, в 2018 г. 41% молодежи в возрасте от 18 до 24 лет хотели бы уехать из страны за рубеж на постоянное место жительства, и такое же пожелание выразили 24% молодых людей в возрасте от 25 до 39 лет. Это всё говорит о серьезном неблагополучии жизни в стране.
Произошло серьезное расслоение среди населения на богатых и бедных. Можно ли в таких условиях ждать роста населения? По данным Росстата, опубликованным в 2018 г., доходы 20 млн. человек в России ниже прожиточного минимума, и, по мнению многих экспертов, эти цифры сильно занижены. Реальный прожиточный минимум составляет на сегодня не 10 тысяч рублей, а около 20-22 тысяч. И если брать этот критерий оценки, то даже по официальным данным - за чертой бедности живет около половины населения страны.
Более 30% учителей получают зарплату ниже 15 тыс. рублей, т.е. находятся за чертой бедности. И это в то время, когда зарплата депутатов Госдумы составляет около 400 тыс. руб. в месяц. Понятно, почему депутаты принимают законы не в интересах народа, а в интересах власть имущих.
Не везёт стране с вождями,
Хоть ты тресни - не везёт!
Обещают быть с народом,
Только всё наоборот.
Президент дал деньги Думе.
Он, конечно, сделал умно,
И теперь его указы
Принимаются бездумно.
Надо сказать, что в советское время не было такого расслоения по уровню жизни населения и размерам заработных плат, какое наблюдается сейчас. Когда я был первым секретарем горкома партии, мой оклад был меньше, чем я получал, работая начальником строительного управления. Я даже запретил Салтыковой купить на хлебозаводе 30 буханок хлеба для сотрудников горкома партии во время его дефицита. Складывается впечатление, что у наших депутатов, сенаторов, олигархов и прочих власть имущих нет ни стыда, ни совести.
Для народа денег нет, но зато находятся деньги на проведение помпезных дорогостоящих спортивных соревнований, на войну в Сирии, на помощь другим странам, на выплату миллионных зарплат работникам госкорпораций. Государство погрязло в коррупции.
Руководители государственных предприятий ведут себя так, будто эти предприятия, а также газ, нефть и другие ресурсы являются их частной собственностью, а не достоянием всего народа. Они скупают недвижимость за границей, дорогие яхты, строят дворцы и виллы в России и за рубежом. И никакого контроля за ними нет.
Несмотря на то, что до сих пор мы получаем большой доход от продажи нефти и газа, эти деньги не направляют на улучшение жизни населения, на развитие промышленности, строительства, образования, науки, здраво-охранения.
Россия снабжает газом всю Европу, которая газифицирована на 90%. Однако собственная страна у нас газифицирована только на 68%! И это - по официальным данным, которые тоже подвергаются сомнению, судя по состоянию наших населенных пунктов, где население все еще топит печи дровами, а мимо их домов по трубам течет голубое топливо в Европу.
В России производительность труда намного ниже, чем в развитых странах мира, например, в 4-5 раз ниже, чем в США. И это напрямую зависит от недостаточного финансирования науки и техники, разработки передовых технологий.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В заключение вот что хочу сказать моздокчанам.
Так сложилось, что значительная часть моей жизни была связана с Моздоком. У меня до сих пор остались хорошие воспоминания о людях, с которыми я работал. Вместе мы сделали много нужного и полезного для города.
Время сейчас трудное. У китайцев есть пословица: «Не дай вам Бог жить в эпоху перемен!». А сейчас у нас - эпоха перемен.
Однако Россия всегда находилась в какой-то борьбе за выживание. И с какими бы трудностями ей ни приходилось сталкиваться, она с ними справлялась, выстоит и сейчас. У нас в стране замечательные, талантливые люди! С такими людьми мне приходилось работать и в Моздоке - как во время строительства плотины, так и во время преобразования города.
Будьте добры друг к другу. Будьте счастливы!
Со мной можно связаться по электронной почте: ATN0730@yandex.ru
С уважением - Нечаев Анатолий Трофимович.
МОЯ СЕМЬЯ
С женой.
Жена и дочери.
С женой и детьми в Монголии.
Студент ОИИМФ.
Около Одесского театра оперы
Я со своими однокашниками на демонстрации.